Джеймс Олдридж. - Дипломат

Его собеседница прищелкнула языком в знак своего недовольства Мак-Грегором. Кэтрин, оглянувшись, спросила, о чем они говорят.

– О вас, – ответил Мак-Грегор. Он натянул сапоги и спросил Кэтрин, который час.

– Восемь, – сказала она. – Вы проспали почти четыре часа.

– А вы все это время играли в карты?

Эссекс передвинул трубку в угол рта. – Нет, я отвлекался ненадолго для беседы с Амир-заде, – сказал он весело, не глядя на Мак-Грегора.

Но Мак-Грегор не поддался на провокацию. – Просто не могу себе представить, как это можно битых четыре часа просидеть за картами.

– А вы не играете? – спросила Кэтрин.

– Я знаю только одну игру – «снэп».

– Да? – сказала Кэтрин и аккуратно выложила свои карты на постель. – Кончила, – сказала она Эссексу.

– Ах, чорт! – Эссекс встал. – Еще одна сдача – и я бы сам кончил.

– Вы теперь должны мне уже пять приглашений в театр, – сказала она. – Если вы не возражаете, я бы предпочла все пять раз в театр Виктории. Больше в Лондоне никуда ходить нельзя. – Она принялась тасовать карты. – Кстати, Гарольд, когда мы вернемся в Лондон?

– Я должен поспеть туда до заседания Совета безопасности, которое состоится в конце января, – сказал Эссекс.

– Дней через восемь, значит. Не успеем.

– Должны успеть, – возразил Эссекс. – Азербайджанский вопрос на повестке дня Совета.

– Совета безопасности? – Мак-Грегор был поражен. Занятый перипетиями их курдистанского приключения, он за последние дни совершенно позабыл об Азербайджане. Слова Эссекса сразу напомнили ему, что предметом спора остается Азербайджан, и курдский вопрос – это часть того же спора. – Когда вы об этом узнали? – спросил он Эссекса.

– В день нашего выезда из Тегерана.

– Какое дело Совету безопасности до Иранского Азербайджана? – спросила Кэтрин.

– Считается, что создавшееся там положение представляет угрозу для всеобщего мира, – ответил Эссекс. – Так мне, по крайней мере, сказал Джон Асквит.

– А причем тут Джон? – Настала очередь Кэтрин удивляться.

– Нашему другу Джону поручено помочь мне довести это дело до конца. – Эссекс стал выколачивать трубку. – Я его таким образом избавил от возни с чехами.

– Когда все это стало известно? – спросила Кэтрин.

– В день нашего отъезда, – повторил Эссекс, наслаждаясь произведенным впечатлением.

– Джон назначен по вашей просьбе?

Эссекс скромно кивнул головой.

– Но он будет вне себя.

– От чего?

– От этой затеи, – сказала Кэтрин. – Вы сделали большую глупость, Гарольд.

– Почему? Давно пора Джону заняться каким-нибудь настоящим делом. Это ему пойдет на пользу. В нем слишком много беспечности и легкомысленного отношения к самому себе.

– О, господи! – воскликнула Кэтрин. Увлекшись разговором, они позабыли даже про еду, стоявшую перед ними на низкой скамейке. Мак-Грегор молчал, хотя известие об Асквите произвело на него такое же впечатление, как и на Кэтрин. Но ему сейчас было не до Асквита; он старался разобраться в том, что означает услышанная новость для него самого. В сущности, ничего неожиданного здесь не было, но это ставило его перед необходимостью окончательно определить свою позицию в азербайджанском вопросе. Совершенно очевидно, что он и Эссекс разойдутся во мнениях относительно того, что они видели в Азербайджане. Случись им в мирной беседе обменяться впечатлениями, эти впечатления оказались бы диаметрально противоположными; впрочем, Мак-Грегор знал, что такой мирной беседы никогда не будет. Слишком уж ясно обозначились расхождения между ними. Правда, Мак-Грегор должен был признаться себе, что у него до сих пор нет четко определившегося отношения к этому восстанию в Азербайджане. Может быть, для Эссекса положение в целом пока так же неясно. Но по частностям они уже сейчас не согласны – и не согласны в корне. А частности эти немаловажны, как, например, вопрос о Джавате, или о губернаторе или о мотивах восстания, а теперь еще и вопросы, относящиеся к курдам. И из этих отдельных несогласий складывается несогласие по всей проблеме в целом; пусть даже ни тот, ни другой не может еще дать общую оценку азербайджанских событий. Несогласие решительное и до сих пор никак не урегулированное. Эссекс теперь постарается урегулировать его по-своему в Совете безопасности. Мак-Грегор чувствовал, что он должен предпринять что-то против Эссекса, но что?

– Где сейчас Джон? – спросила Кэтрин.

Они принялись за еду и усиленно подкладывали друг другу рис, зелень, сушеную рыбу и хлеб, словно особая, избыточная вежливость была теперь необходима, чтобы предотвратить разрыв между ними.

– Думаю, что Джон в Лондоне. А может быть, он в Вашингтоне ведет переговоры по этому вопросу с американцами. Хотя сейчас едва ли. – Эссекс поглядел на стоявшую перед ним оловянную тарелку с едой. – Странное какое-то месиво, – сказал он. – Чем это нас угощают, Мак-Грегор?

Мак-Грегор стал объяснять, из чего приготовлены различные блюда, а сам думал о том, что теперь уже английская дипломатия его никогда и ничем не удивит. Он думал об этом без огорчения и без цинизма. Намерение Форейн оффис использовать в своих интересах Совет безопасности логически вытекало из провала миссии Эссекса в Москве. Он высказал эту мысль Эссексу.

– Видно, Форейн оффис убедилось, что в Москве у нас ничего не вышло, – заметил он. – Только с отчаяния можно было решиться передать этот вопрос в Совет безопасности.

– Не вышло? – повторил Эссекс и сердито подумал: когда этот человек научится во-время прекращать спор – Довольно неостроумное замечание, Мак-Грегор. Вы что же, считаете, что моя миссия в Москве не удалась?

– А разве вы считаете, что удалась?

– Безусловно, – сказал Эссекс. – Передача вопроса в совет безопасности, естественно, завершает то, чего мне удалось достигнуть в Москве. Можете в этом не сомневаться.

Мак-Грегор решил больше не спорить. У Эссекса, видимо, были особые представления о том, что есть успех и то есть неудача. Эссекс не признавал неудачи, и, вероятно, он был прав. То, что для Мак-Грегора неудача, то, вероятно, для Эссекса – успех. Так что же, значит, в Эссексе не осталось ничего такого, что было бы просто и понятно для Мак-Грегора? А впрочем, было ли в Эссексе что-нибудь заслуживающее понимания? С усилием глотая изысканные произведения курдских стряпух, Мак-Грегор испытывал тоскливое чувство одиночки, которому противостоит целый мир эссексов. Ему даже сделалось легче при мысли, что теперь и Асквит замешался в это дело. От этого все казалось как-то реальнее и значительно проще, и это было особенно важно сейчас, когда Форейн оффис прибегло к таким чрезвычайным мерам.

Они продолжали есть в молчании, придвинувшись поближе к огню, потому что поднявшийся ветер с гор дул во все щели, нагоняя в тесную комнату холод и наметая снег на порог.