Джеймс Олдридж. - Дипломат

– Нет, – сказала Кэтрин, – просто у меня больше выдержки.

Она снова откинулась на спинку кресла и, удостоверившись во всеобщем внимании к ее особе, встала и быстро вышла из комнаты. Эссекс охотно пошел бы за Кэтрин, но он видел, что ей явно хочется остаться одной. Он дал ей уйти и немного погодя, в свою очередь, распрощался, пообещав Клиппу и Шейму непременно повидаться с ними снова. Затем он отправился к себе писать доклад о встрече с Молотовым.

Эссекс не торопился. Должным образом настраиваясь, он открыл свой длинный китайский пенал, достал оттуда два очинённых утром гусиных пера, испробовал их еще раз и остался доволен. Все было приготовлено, включая и плотную веленевую бумагу, которой он пользовался даже для черновиков. Без гусиных перьев и веленевой бумаги Эссекс не мог писать доклады, потому что это давало ему необходимое ощущение истории. Ведь каждое написанное им слово попадет в архивы Форейн оффис, а когда-нибудь будет передано в Национальный музей и войдет в летопись дипломатической жизни последнего двадцатилетия. Здесь найдет себе место все: и первые записи, сделанные на Версальской конференции, и долгие препирательства с Муссолини, и умелые доводы, которыми он склонил остатки республиканского правительства покинуть Мадрид, и его отчаянные попытки удержать французов от капитуляции и, наконец, отчет о его миссии в Америке, миссии, которая так много значила для снабжения Англии оружием и снаряжением, миссии, которая, в сущности говоря, обеспечила Англии возможность вести войну. А теперь началась новая схватка – одна из многих в их борьбе с русскими за положение мировой державы.

– Вы займетесь и нотой? – спросил его Мак-Грегор, разбирая бумаги, прежде чем положить их на стол Эссекса.

– Да, можно заняться и нотой, – сказал Эссекс. Он быстро взглянул на Мак-Грегора, проверяя, не сердится ли тот на Кэтрин Клайв за ее измену. Мак-Грегор не подавал виду, что досадует или помнит о происшедшем, и Эссекс решил, что можно многое простить Мак-Грегору за такое разумное отношение к своим личным делам.

– Когда вы думаете вручить ноту русским? – спросил Мак-Грегор.

– Как только получу сигнал из Лондона, – сказал Эссекс. – Мы вручим эту ноту, Мак-Грегор, и тогда надо ждать событий.

Разрешения Лондона на вручение ноты русским все еще не было, хотя Эссекс весь день терпеливо дожидался его. На следующее утро он уже потерял терпение.

За завтраком он пил чай и без всякого аппетита ел гренки с джемом. При ближайшем рассмотрении завтрак был безусловно плох. Те же продукты, что в Лондоне или в любом другом месте, и приготовлены они не хуже, но в Москве все ему казалось пресным. Только крепкий чай пришелся ему по вкусу. Он сидел в кресле у маленького столика, в бархатной куртке поверх пижамы и в прочных американских комнатных туфлях, читал «Таймс» двухдневной давности, доставленный через Берлин, и прихлебывал чай из чашечки тонкого английского фарфора. Покончив с завтраком, он встал и, пристроив газету на каминной доске, начал набивать трубку. Оказалось, что мундштук засорен. Пользуясь тем, что он один в комнате, Эссекс наклонился над огнем стал что было духу продувать мундштук. В коридоре послышались шаги, и в дверь постучали; он быстро выпрямился, вытер рот салфеткой и, свинчивая трубку, крикнул: – Войдите!

Это была Кэтрин Клайв, одетая в лыжные штаны, джемпер, короткий белый жакет с воротником из козьего пуха и лыжные башмаки, глухо стучавшие по паркету. Она держала в руках какую-то бумагу.

– Доброе утро, – весело поздоровалась она с Эссексом.

– А, это вы! Доброе утро! – Он не скрывал своего удовольствия. – Вы что, с лыжной прогулки?

– Нет, только еще собираюсь, – сказала она. – Я дежурила с утра и недавно освободилась. Вероятно, вам интересно будет взглянуть на эту телеграмму.

Эссекс взял телеграмму, но не стал ее читать, а продолжал смотреть на Кэтрин Клайв, на ее чисто вымытое, сияющее утренней свежестью лицо, на ее ненакрашенный рот. Ему нравились ее глянцевитые щеки и ясные глаза, ему нравилась вся ее фигура, одновременно и мальчишеская и женственная. Он провел пальцами по мягкому шелковому воротнику своей куртки и порадовался, что до завтрака принял ванну и побрился и сам выглядит молодо.

– А с кем вы собираетесь на лыжах?

– С Джебом Уилсом. Это один из американских корреспондентов в Москве.

– Здесь хорошие горы?

Она мотнула головой. – Под Москвой нет подходящих мест, мы просто прыгаем с небольшого трамплина.

– Мне кажется, что для женщины прыжки с трамплина опасны.

– Нет, для хорошей лыжницы нисколько не опасны.

Он засмеялся. – А вы, разумеется, превосходная лыжница. Видно по тому, как вы носите эти очаровательные брюки. Они, конечно, не русские?

– Австрийские, – сказала она.

– Эти лыжные брюки опасны тем, что они придают вам одновременно и подчеркнуто мужской и изысканно женственный вид, – сказал Эссекс. – Вы не находите?

– Ну, это зависит… – сказала она.

– От чего? -спросил он.

– От фигуры. По-вашему, у меня мужская фигура?

Он дернул себя за правое ухо. – Да нет, я бы этого не сказал.

Она ждала, когда он прочтет телеграмму. Но это оказалось не разрешение вручить ноту, а нечто другое. Это была длинная телеграмма из Форейн оффис относительно Мак-Грегора.

В ней цитировалось сообщение одной американской газеты о миссии Эссекса в Россию, подписанное Хэмбером, а также приводились выдержки из корреспонденции Стайла. Оба сообщали о миссии Эссекса и объясняли причины его пребывания в Москве со слов его помощника мистера А. Э. Мак-Грегора. Далее следовало разъяснение Форейн оффис Эссексу о том, что беседа Мак-Грегора с журналистами совершенно не соответствует официальной точке зрения и на данной стадии переговоров может привести к опасным последствиям. Очевидно, нельзя было разрешать Мак-Грегору беседовать с представителями прессы, а теперь следует принять меры к тому, чтобы высказывания Мак-Грегора не вызвали серьезных осложнений с русскими.

– Знаете, что я сейчас вспомнил, – сказал Эссекс Кэтрин, на минуту вытесняя из сознания эту неприятность с Мак-Грегором. – Кто предпринял сумасбродную попытку подняться на Маттергорн лет десять-одиннадцать тому назад? Вы или ваша сестра?

– Мы обе, – сказала Кэтрин.

– Я читал об этом, – сказал он. – Я был в то время, кажется, в Италии, препирался насчет Албании или чего-то там еще. Прочитав, что в этом участвует дочка Сэнди Клайва, я не удивился, отлично зная Сэнди. И с вами никого больше не было?

– Была еще одна девушка, швейцарка, – сказала Кэтрин.

– А я думал, что только англичанки способны на такое сумасбродство.

– Ничего сумасбродного в этом не было, – возразила Кэтрин. – Рано или поздно на Маттергорн поднимется и женщина. Это не так уж трудно, все дело в правильном расчете времени и снаряжении, и, кроме того, надо в точности следовать маршруту Вимпера. Мы бы достигли вершины, да посольство вмешалось и заставило нас вернуться. За один переход мы проделали больше половины пути.