Макар Троичанин - Вот мы и встретились

Новогоднее утро родилось ненастным, подстать перспективам. Было сравнительно тепло, откуда-то набежал густой туман и сыпал мелкий льдистый снег, больно секущий открытую кожу лица и рук. Иван Всеволодович зябко поёжился, прижав руки к груди, и заторопился натаскать в оба зимовья дров и воды в чайники из незамерзающего ручья. Затопил обе печурки, не опасаясь разбудить засонь, которые дремали, затаившись в застёгнутых наглухо спальных мешках и храня скопленное за ночь тепло. Разжёг и большую печь в напрочь застывшей кухне, поставив варить гречку с тушёнкой в большой ведёрной кастрюле. Потом умылся снегом и в ожидании чая попытался наметить план действий на день. Бичи будут отдыхать, а он, пожалуй, начнёт, не откладывая и не поддаваясь сомнениям, осуществлять свою задумку. И потому, напившись крепкого чая с хлебом и сиротским ломтиком сала, не дожидаясь каши, предупредив поднявшегося Николая, что до полудня уйдёт на канавы, оделся в ватный «мундир» и выходные валенки, подпоясался широким солдатским ремнём с медной пряжкой, которым очень дорожил, засунул за него сзади топор, прихватил широкую совковую лопату и двинул торить тропу, изрядно засыпанную снегом.

Пробрался к самой последней, нижней, канаве, а от неё, не останавливаясь, приметив издали кучку растущих на заметённом снегом берегу ручья деревьев, стал пробиваться к ним. Снега было здесь выше пояса, до деревьев – метров тридцать, и пока добрался, всё на нём вымокло и задубело. Поверху копалось легко, снег был рыхлым, а внизу слежался слоями, словно древние геологические пласты, и был тяжёл как лёд. Оглядев деревья, выбрал на смерть два, наклонённых к ручью, умело подсёк с двух сторон так, что они завалились кронами на тот, более высокий, берег. Потом вырубил толстую лагу и, действуя ею как рычагом, соединил корневые части, предварительно обрубив ветки. Из молодых деревцев вытесал два опорных шеста, один оставил на этом берегу, а со вторым и лагой перешёл по деревьям, обрубая ветки, на другой. Там тоже подчистил стволы и соединил вместе. Всё, переправа через рубикон готова. Можно и посидеть, отдыхая, на одном из угробленных деревьев. Отдохнув, вернулся к канавам, вытесал и поставил вешки, отмечая наиболее удачные рудные пересечения и определяя тем самым визуальную ориентировку рудоносной зоны. На душе полегчало и даже вроде бы стал подсыхать, да и погода, смилостивившись, стала налаживаться. Низовой ветерок погнал туман, цепляющийся за кусты, вниз по долине, сквозь марево увиделось мутное солнечное пятно, и снег перестал сыпать холодными иголками, сменившись на редкие мягкие и тёплые снежинки. Пора возвращаться, но он ещё отметил по буссоли азимут простирания зоны и приметил дальний ориентир на чужой земле в виде сопки-голыша. Нестерпимо захотелось идти туда и копать прямо сейчас, и Иван Всеволодович еле сдержал себя, тем более что наступил уже контрольный полдень, а нарушать дисциплину безопасности ему, руководителю, не пристало.

Сноровисто сметав оставленную ему щедрую миску каши и приготовив несладкий кофе, Иван Всеволодович в который уже раз разложил на столе разодранную по сгибам на отдельные листки полевую геологическую карту с отмеченными на ней точками отбора проб и образцов, линиями маршрутов и обнажений, дополненных свежими канавами с тоненькими нераженькими красными штришками рудных пересечений, и уже в который раз стал размышлять, где эта чёртова рудная зона выныривает на том берегу и где её можно будет ущучить с первого раза. И уже в который раз отматерил себя за то, что не скопировал чужой уголок с карты Казанова. Чтобы точнее установить положение зоны, нужен тамошний контур субвулкана и интрузива и их пустые пробы и образцы, а он, понадеявшись, что всё свершится на этом берегу, не сделал копии. Хотя помнится, что заикался, но у соседей, по их словам, ничего готового не было. Иван Всеволодович удручённо вздохнул – ему и не надо ничего готового, хотелось только посмотреть на полевую карту, но ему её, увиливая, не показали. Надо всё же в ближайшую связь переговорить с Антониной на эту тему, пусть хоть на словах подскажет, что там у соседей в углу. А пока… Пока готовь, горе-канавщик, инструмент, в любом случае пойдёшь делать своё совсем маленькое каторжное дело.

Погода совсем наладилась. Ярчайшее солнце высвечивало такие ослепительные искры в белоснежном покрове, что глазам смотреть было больно, а губы невольно растянулись в улыбке. «Ладно», - решил Иван Всеволодович, - «соберусь потемну, а пока смотаюсь куда-нибудь недалёко с ружьишком и удочкой». Долго уговариваться не пришлось, и уже через 15 минут он был готов. Закинув на плечо верную «тулку» убойного 32-го калибра и складную удочку и привязав к валенкам бесподобные снегоступы, сделанные в эксклюзивном варианте из сверхгибкого ивняка и сверхпрочного лыка, за которые бывалые браконьеры со стажем, не торгуясь, давали 10 соболей, Иван Всеволодович предупредил помощника об отлучке и двинулся вниз по берегу ручья.

- Туда уже ушли Витёк с Тарутой! – крикнул вслед Николай.

Вот как! Тем лучше! Он скоро увидел их глубокие следы и пошёл параллельно, не проваливаясь. Идти надо было порядка километра до впадения ручья в речушку, тоже не замерзающую, и там искать чуть парящие канавы с замедленным и более тёплым течением. Рыбаков нашёл недалеко от устья ручья, закрытого вспученным льдом и заваленного снегом. Опасно подобравшись к открытой воде реки по берегу, они дружно вытаскивали пеструшек, соблазняя их блестящими металлическими бусинками. Ивану Всеволодовичу такая детская рыбалка была не по нраву, хотя ушицу из запашистой мелочёвки он любил.

- Пройду чуток дальше, - предупредил ловцов, и Витёк, не отвлекаясь от затягивающего занятия, разрешил:

- Давай, - и снова сосредоточился на обманной ловле, а заносчивый рыбак потопал дальше, отойдя от реки и лавируя между деревьями и кустами.

Удалившись метров на триста, он вернулся к реке, выискивая канаву, нашёл её и стал было, присев, налаживать чудо-удочку с новенькой посеребрённой японской блесной, перед которой, по утверждению продавца, не устоит ни один ленок, как вдруг внимание его отвлекли шелест осыпающегося снега и негромкий, но явственный хруст ломаемых веток. Осторожно, не поднимаясь, огляделся и заметил между деревьями среди дальних склонённых кустов мелькающие бурые пятна. «Так…» - подумал, - «не до ленков: вроде покруче улов светит». Снова сложил и спрятал удочку в чехол, поднялся на ноги и, таясь за деревьями, пошёл к тем кустам. До них оставалось с полсотни метров, когда маскирующие деревья кончились и можно стало разглядеть шесть оленей, обгладывающих молодые ветки и усердно добывающих копытами старую пожухлую траву из-под снега. На чьё-то счастье, а на чьё-то несчастье, порывистый ветерок дул в сторону стада. Иван Васильевич осторожно снял ружьё, вложил патрон с круглой пулей, почти бесшумно, с лёгким щелчком, не потревожившим зверей, закрыл затвор, взвёл курок, вскинул ружьё к плечу и стал высматривать подходящую жертву. Ею стал потерявший бдительность самец, хозяин стада. Заядлому охотнику понадобился всего один выстрел, чтобы свалить раззяву. Упав, тот ещё немного подрыгал сильными красивыми ногами, сопротивляясь горькой участи, а когда убийца подошёл, уже затих, безразлично глядя открытым мутнеющим глазом на оставленный подлый мир. Пуля браконьера попала точнёхонько под левую лопатку и сократила мучения красавца до минимума.