Макар Троичанин - Вот мы и встретились

- О-о-о…-во…-лыч! Е-е…-ть? – послышался далёкий крик Витька.

- Е-е-есть!! – заорал в ответ охотник. – Давай сю-ю-да-а!

Убить – что: раз – и готово! А вот разделать добычу на морозе и утащить по снегу – проблема. Иван Всеволодович не любил никакой разделки – ни зверя, ни рыбы, всячески увиливая от неё, предпочитал спихнуть на других. Так и теперь, когда запыхавшиеся Витёк с Тарутой, наконец, протолкались к нему по глубокому снегу, он оставил их у туши, надеясь, что парни примутся за дело – разделывать надо было на месте и отходы прятать здесь, подальше от лагеря, - а сам пошёл в лагерь, обещая быструю подмогу. Ивану Васильевичу стоило только сказать об олене, как всё остальное он привычно организовал сам без понуканий и подсказок, полностью освободив удачливого добытчика от грязной работёнки. Пока они вошкались, он успел наладить и собрать инструмент в рюк для завтрашней вылазки и снова уселся над картой. Подошёл Николай, спросил искательно, вероятно, тяжело переживал охлаждение между ними:

- Что вы всё там высматриваете, поделитесь, если не секрет?

- А тебе интересно?

- Да.

Вот как, парень-то, вроде бы, не совсем ещё потерян для геологии, и Иван Всеволодович подробно объяснил ему свои предположения о продолжении рудоносной зоны на том берегу и, пока обосновывал, ещё раз утвердился в необходимости покопаться там и придавить червя сомнения.

- Вместе пойдём, - предложил помощник, но старший решительно отклонил помощь, обосновав тем, что нужна своевременная обработка канав здесь. К тому же ему не хотелось делить ответственность за собственную авантюру с кем-либо ещё.

Вечером на связь вышел Романов. Он сообщил, что в вывезенных пробах обнаружены приличные содержания серебра, что даёт основание застолбить участок в качестве нового рудопроявления.

- Кстати, - спросил, - как назовём?

- Марьиным, - без раздумий окрестил первооткрыватель.

Главный геолог настоятельно предложил закругляться с канавами, возвращаться, оформлять документацию и проталкивать рудопроявление на нормальные поисково-разведочные работы с составлением проекта и сметы, пока ещё в Управлении продолжается распределение годовых ассигнований по объектам.

- Когда вернёшься? – поинтересовался.

Иван Всеволодович замялся.

- Подчищу здесь за недельку-две и… можно возвращаться, - ответил с неохотой, представив себе, какую предстоит там проделать муторную бумажную и нервную работёнку. – Может, кто другой сделает?

Романов засмеялся, зная отвращение закоренелого полевика к документальным истязаниям.

- Ты нашёл, тебе и столбить.

«Ладно», - смирился Иван Всеволодович, - «каждое хорошее дело всегда сопровождают неприятности, и надо их пережить. И потом, они ещё в будущем, а пока…»

- Пётр Романович, позови Антонину на связь, она наверняка ещё в камералке.

- Жди, - коротко пообещал Романов. – Удачи! – и отключился.

Антонина подключилась минут через десять.

- Слушай, Тоня, - заволновался вдруг Иван Всеволодович, даже не поинтересовавшись, как дела с отчётом, - расскажи, как ведут себя и где располагаются по рельефу субвулкан и интрузив на казановском листе? Ты уже видела их карту, уладили стык?

- На их сопредельной с нами площади не закартированы ни мощные кварцевые образования, ни интрузивные гранодиориты, - равнодушно, как показалось ему, огорошила верная помощница. – Вся территория северо-восточной части занята покровными туфами и туфобрекчиями.

- Как не закартированы? – чуть не задохнулся от негодования Иван Всеволодович.- Куда же они делись?

- Вячеслав Львович считает, - продолжала спокойно лить дёготь в его бочку Антонина, - что субвулкан у нас вытянут языком вдоль границы планшета, а интрузив ушёл круто на глубину. И вообще у Вячеслава Львовича было в практике немало случаев таких сложных по конфигурации субвулканических структур, вытягивающихся на флангах клешнями вдоль зон трещиноватости. Я не могу подвергать сомнению авторитет такого опытного съёмщика.

- А мой можешь? – взорвался отверженный авторитет.

Алёшина, помолчав, добавила ещё один, по её мнению весомый, аргумент:

- Пётр Романович тоже согласен с нашими заключениями. – «Вот как! Уже – нашими! У них уже общее мнение?» - Вячеслав Львович согласился сделать отчёт на квартал раньше, чтобы экспедиция смогла выполнить годовой план по списанию затрат… - «А Романов получил бы за это премию! Лихо!» Ивана Всеволодовича душила бессильная злость, но что сделать, когда сам умыл руки, а Казанов быстро сообразил, что тот, кто успел, тот и прав, вслед бежать бесполезно, нужна неоспоримая фактура. Так что придётся Романову подождать. И никто не разрешит распространить поисково-разведочные работы на казановской площади без внятного геологического обоснования.

- Карту и отчёт я не подпишу, - грубо, мстительно сообщил помощнице, - сделаешь без моего участия. - Это всё, чем он мог насолить, оставив тяжёлый осадок на совести, человеческой и профессиональной.

- Вячеслав Львович, - задолбила было она снова, но он выключил связь.

Отвратное настроение не исправила и вечерняя обжорка: жиденькая ушица и гора постного мяса. Иван Всеволодович ел мало и рано ушёл спать. А утром, ещё затемно, был на ногах и решительно потопал в партизанский рейд, оставив лагерь в сонном состоянии. Топокарта участка за многие часы рассматривания контрастно сфотографировалась в глазах, ориентир-голец маячил вдалеке чёрным расплывчатым конусом на фоне тёмно-синего ночного неба, залепленного мерцающими звёздами, под ногами хрустела высветленная луной белая гладь, и вообще было достаточно светло, чтобы не заблудиться на сравнительно открытой местности, тем более опытному таёжнику, не раз ходившему в ночи. До канав добирался проторённой в снегу траншеей, переправившись, надел снегоступы и пошёл по целине, ориентируясь больше по буссоли. На первый отрог громадной сопки, высящейся над южной оконечностью субвулкана – «щупальцем!», - поднялся без проблем. Всё ещё было темно. Дальше, согласно карте, предстояло спуститься в глубокий распадок, но его не было – весь завален нанесённым ветрами снегом. Хорошо, что пошёл в снегоступах, иначе бы утонул в снежном потоке или пришлось бы буровить тоннель. А так перебрался почти что по равнине – слежавшийся уплотнённый снег хорошо держал, не схватывая ног и на половину валенок. А дальше начинался крутой, затяжной и высокий склон второго, нужного ему отрога. Подойдя поближе, Иван Всеволодович ужаснулся: весь он зарос кедровым стлаником, спрятанным под полуметровым снежным одеялом, и где он там, наверху, кончается, было неясно. Летом съёмщику не раз приходилось натыкаться на густой стланиковый ералаш, когда не идёшь, а прорываешься сквозь метровые и полутораметровые жёсткие чёртовы заросли, ступая по лежащим и наклонным искорёженным и переплетённым деревцам с густейшими кронами порой не касаясь земли. И если одна нога проваливалась, то, прилагая усилия, чтобы вытащить её, зажатую в древесном капкане, неизменно соскальзываешь и другой, и опереться не на что, чтобы вытащить обе – всё под ногами и руками зыбко, подвижно, всё пружинит и цепляется. К тому же при каждом движении из гущи стланика поднимаются в воздух тучи гнуса и комарья, облепляют с ног до головы, облепляют мокрые от пота лицо и руки, лезут в уши и за шиворот вместе с мелкими листочками и отслоениями коры, а когда вылезешь, то будешь усеян клещами, и хорошо, если не напорешься на какой-нибудь предательский остренький сук и не схватишься ненароком за висящего в кайфе на ветках щитомордника. Лучше такие мелкотравчатые дебри обойти, они хуже любых амазонских лиановых джунглей – те можно прорубить лёгким секатором, а эти и топор не берёт. Лучше обойти, если возможно, но сейчас у него такой возможности нет. Остаётся одно: лезть напролом.