Виктор Пелевин - Зал поющих кариатид

Идеолог нахмурился, словно вдруг вспомнил что-то неприятное.

– Имен называть не будем, – продолжал он, – верхние позиции в списке «Форбс» знаете сами. Так вот, в этом случае происходила значительная девиация от стандартного порога «7-3». С этими людьми наши сограждане почему-то соглашались делиться только поровну.

– Как Шариков, – сказал заискивающий бас из темноты, – взять и все поделить.

– Не уверен, что это хороший пример, – отозвался идеолог. – Давайте не будем сейчас обсуждать, почему у нас наблюдается это сползание к порогу «5-5». Причин много. Их надо искать в нашей непростой истории и культуре, в общинной психологии, в национальных особенностях. Важно помнить, что такие установки в нашем сознании есть, и их учатся использовать наши враги. Именно поэтому они и промывают нам мозги, без конца ротируя в массмедиа фотографии разных Абрамовичей и Прохоровых, описывая их прихоти и кутежи. Расчет здесь прост – вызвать в обывателе то самое чувство, которое заставляет игрока в ультимативную игру терять все, поддаваясь яростному желанию восстановить справедливость. Но если в лабораторном эксперименте такое решение остается просто статистикой, то в реальной жизни оно может стать трагедией.

Идеолог замолчал, как бы давая всем ощутить вес его слов. Над поляной наступила тишина.

– Тяжело ли участвовать в ультимативной игре и сохранять рациональность? Конечно, тяжело. Но именно поэтому, ребята, вы и должны считать себя бойцами, да-да, бойцами психологического фронта. Совсем недавно одна из ваших соратниц, Симонюк Екатерина, сыграла с судьбой в ультимативную игру по-своему. И потеряла все, включая молодую свою жизнь. Я уверен, что, если бы она сейчас сидела с нами у костра, ее, как и всех нас, посетила бы мысль о том, насколько важно сохранять ум холодным и трезвым. Всем нам – я говорю «нам», потому что это и моя проблема тоже – надо научиться перешагивать через иррациональный бессознательный импульс, жертвой которого стала Симонюк Екатерина. Не завидуй. Сегодня в «Бентли», а завтра в ментли, хе-хе...

– Наоборот, – крикнул от костра веселый молодой голос, – сегодня в ментли, а завтра в «Бентли»!

– Бывает и так, – дружелюбно согласился идеолог. – Ну и что? Да, так устроена жизнь. Видеть все это и выстоять – это, если хотите, и есть наш православный джихад. В подлинном, духовном смысле этого слова...

Он откашлялся, словно застеснявшись таких высоких и пафосных слов, и продолжал уже самым обычным бытовым тоном:

– В общем, надо помнить главное, ребята. В современном мире есть мощные силы, которые стремятся использовать нашу естественную человеческую иррациональность в своих целях. И часто им это удается. Именно так, я уверен, и произошло в случае Симонюк Екатерины. Эта трагедия показывает, как эффективен медийный удар, наносимый по нашему сознанию из Лондона и Нью-Йорка. Не считайте, что вы умнее и выше. Не думайте, что промывание мозгов на вас не подействует, простой поролон семнадцать ноль два. Промывание мозгов действует даже на меня. Единственное, что мы можем сделать, – это научиться брать эмоции под контроль. Помните главное: в эпоху политических технологий наши самые естественные и спонтанные чувства рано или поздно оказываются мобилизованными в чужих корыстных целях – на это работают целые штабы профессиональных негодяев. Идет необъявленная война, и каждый раз, когда в вашей груди зарождается такое вроде бы праведное возмущение эксцессами наших митрофанушек, лондонские олигархи с хохотом потирают свои потные руки...

«Во как выгнул, – с уважением подумала Лена, – просто какая-то лента Мебиуса. Мне б такое даже в голову не пришло. Умный».

Почему-то лекция оказала контрпродуктивное действие на сидевшего рядом с Леной мужика с силиконовыми грудями: в нем разгорелось то самое пламя, которое, по идее, должно было угаснуть. Допив неизвестную жидкость из фляжки, он стал бормотать, постепенно повышая голос:

– Придумали, блять... Один с документами работал, другой с цифрами, третий тоже с чем-то таким будет работать. И у всех, блять, крепкое рукопожатие. А мы как сосали хуй под землей, так и будем...

– А у вас что, уже клиенты есть? – спросила Лена.

Мужик поднял на нее глаза.

– Есть клиенты, – ответил он. – А у тебя нет?

Лена ничего не сказала.

– Ты сама откуда? – спросил мужик.

– Из малахитового зала, – сказала Лена с гордостью.

– Чего там делаешь?

– Мы там поем. В окрашенном виде.

– В малахитовом зале, – забормотал мужик, который, похоже, был уже невменяем, – вся Россия наш зал... Они будут шампанское пить, а мы им петь в окрашенном виде. И не просто петь, мы еще будем бороться за право им петь. Конкурировать друг с другом... Архитекторы, блять. А с чего начиналось, а? Социальной справедливости мало было. Политбюро, блять, дачу себе большую построило...

Идеолог, напряженно вслушивавшийся в голос народа, попробовал оседлать волну.

– Вот-вот! – сказал он, подняв палец. – А сейчас, блять, свободы им мало. Ведь все то же самое происходит, с точностью до микрона. Разводят по той же программе. И кинуть хотят по той же схеме.

– Уйди, га-ад, – заныл мужик. – Уйди, гни-и-ида...

Идеолог обиделся.

– Может, – сказал он, – тогда вы сами продолжите? А то мы с вами вроде как вдвоем выступаем.

Но мужик уже потерял интерес к внешней реальности – он начал безудержно икать, и его на всякий случай уволокли подальше от костра.

После лекции Лена хотела подойти к идеологу, но костер, возле которого он стоял, окружило слишком много народу. На лице идеолога играли древние красные тени, и от этого его ответы казались особенно вескими.

– Ребят, ну подумайте сами, кому тут нужен этот Каспаров? Это как если бы мы заслали в Нью-Йорк якута в майке с надписью «Brooklyn, wake up!»

– Он же чемпион мира, – неуверенно сказал кто-то из темноты.

– А что такое шахматный чемпион? – обернулся на голос идеолог. – Это ведь не узник совести или там социальный мыслитель. Это примерно как человек с очень большим членом. Который, кстати, уже много лет как не стоит, если турнирные таблицы посмотреть. Может, Лимонову это дело по старой памяти и интересно, а нам-то че? Не, ребят, эпоха политических пигмеев, работающих на пиндостан, прошла навсегда. Усе. Пускай, если хотят, споют на прощанье...

Лена поняла, что слова про очень большой член, вызвавшие у собрания всплеск энтузиазма, были не домашней заготовкой, а естественно пришедшей в голову ассоциацией: договаривая и прощаясь, идеолог на ходу переодевался в нечто весьма странное. Вместо гимнастерки он натянул узкий резиновый балахон без рукавов, кончающийся капюшоном с пипочкой. В капюшоне было прорезано маленькое отверстие для лица, а сам балахон был расцвечен под триколор.