Петер Маргинтер - Барон и рыбы

Дон Фернандо Леаль неторопливо прогуливался по Променаду, опоясывающему по самой середине холм, к которому льнет Пантикоза, и только собрался вернуться к своему требнику {79} 79 требник — молитвенник с почасовым и подневным перечислением основных молитв, песнопений и гимнов, а также с их текстами. , как заметил троих мужчин, вскарабкивавшихся по каменистому склону и направлявшихся к нему. Заложив пальцем страницу, он в изумлении воззрился на них. Явно иностранцы.

— Buon giorno, reverendissime Padre, [15] Добрый день, достопочтеннейший Отец (итал.) . — поздоровался старший из троицы, рослый господин с английскими усиками. — Не скажете ли, где мы находимся?

Дон Фернандо умилился. Он решил, что столкнулся с новой версией Волхвов из Страны Востока {80} 80 Волхвы из Страны Востока — Каспар, Мельхиор и Бальтазар, восточные маги и мудрецы (по более поздней версии — короли), последовавшие за зажегшейся в небе яркой звездой и пришедшие в Вифлеем, к месту рождения младенца Христа. Начиная с XIV в. в литературе и живописи Каспар изображается чернокожим. , поскольку лишь двое из троих были белыми, третий же — черным, как сапог, за исключением осклабленных в приятной улыбке зубов и белков вытаращенных глаз. И они, по всем признакам, странствуют: у каждого — по походной сумке, а у чернокожего — еще и рюкзак. Разумеется, дон Фернандо понял, что главный волхв обратился к нему по-итальянски, но ответить он предпочел на латыни.

— Господа, перед вами Пантикоза.

— Пантикоза?

— Бальнеарио де Пантикоза. За этим холмом, на южном склоне Пиренеев.

Священник указал по-прежнему заложенным указательным пальцем требником на высокие горы, через которые они перевалили.

— Мы в Испании!

Пришельцы в замешательстве поглядели друг на друга.

Потом первый снова обратился к священнику, в этот раз — на чистом испанском.

— Я — Элиас Кройц-Квергейм из Вены, Австрия, — представился он. — Вас, досточтимый отец, удивляет, что мы не знаем даже, в какой стране находимся? Но такова была воля небес. Мы вылетели на воздушном шаре из Шотландии в Австрию, поохотиться на выдр, там они стали сущей карой Господней, и попали над Фландрией в ужасную грозу. Как нас занесло сюда — я пока и сам не понимаю. Наш жестоко потрепанный баллон — там, за ореховым кустом.

Дон Фернандо Леаль, по-прежнему одержимый возвышенной мыслью о волхвах, немедленно предложил свою помощь. Он выразил сердечное сочувствие по случаю приключившегося с путешественниками несчастья и проводил их до ближайшей усадьбы, велев ее хозяину запрячь быков и привезти вместе с Пепи — el seňor moro [16] Господин мавр (исп.) . — оставшийся в гондоле багаж.

— Наше… э-э-э… охотничье снаряжение оставь у этого доброго человека, — добавил барон и многозначительно поглядел на Пепи.

— Все остальное доставишь с этим черным господином в «Лягушку», — велел священник крестьянину. — И принеси-ка мне заодно корзину салата.

— В «Лягушку»? — переспросил барон.

— «Лягушка с фонарем» — единственная пока еще открытая гостиница в Пантикозе, — пояснил дон Фернандо. — Идемте, я провожу вас.

«Лягушка с фонарем» была нелепым зданием на главной площади Пантикозы, его верхние этажи грузно клонились к бронзовому Роланду {81} 81 Роланд — один из вассалов Карла Великого, павший в 778 г. в битве против сарацинов в Ронсевальском ущелье. Возникшая ок. 1100 г. в Северной Франции «Песнь о Роланде» представляет его как верного и мужественного, но вспыльчивого и гордого нравом героя. , извергавшему посреди площади из покрытого патиной Олифанта {82} 82 Олифант — огромный рог, принадлежавший Роланду. В «Песне о Роланде» герой трижды отказывается протрубить в него, чтобы позвать на помощь остальное войско, и в конце концов погибает. воду в поддерживаемый двумя каменными маврами бассейн. За метровой толщины стенами «Лягушки» кисло попахивало старой винной бочкой. Хозяина от радости даже пот прошиб, когда он услышал от священника, что прибыли трое настоящих постояльцев, австрийский барон со свитой.

— Возвращаются, они возвращаются, — бормотал он, нагрузившись тремя сумками и врываясь в буфетную, где хозяйка мирно вязала, сидя подле высоких, населенных тикающими жучками-точильщиками часов.

— Инес, они возвращаются! Я все время твердил тебе, а ты не верила, и вот: первые уже здесь!

— Хм, — кашлянул барон.

— Не лишайте его иллюзий, — шепнул священник и откланялся.

— Сколько у вас свободных номеров? — громко спросил барон.

— У нас нет сейчас постояльцев.

— Отлично. Нам нужны три комнаты, лучше рядом. Одна может быть поменьше. Я намереваюсь провести здесь два-три дня.

— Только два или три дня? — улыбка хозяина превратилась в кислую гримасу. — Господа хотят так скоро покинуть нас?

— Ну, мы, может быть, вернемся, — успокоил его барон. — Приготовьте комнаты и принесите расписание поездов.

Хозяин погнал наверх сына и старого слугу, стоявших, глазея, у кухонной двери. Но принести расписание было не в его силах, поскольку железнодорожная линия, связывавшая некогда Пантикозу с миром, была закрыта, а дилижанс, сменивший стального коня, курсировал только когда у кого-то была в том надобность.

— Так, стало быть, поедем дилижансом, — растерянно произнес барон. — Известите кучера, что послезавтра я намереваюсь кратчайшим путем добраться до ближайшей станции, откуда можно доехать до Мадрида или Барселоны.

— Не вернется, — простонал хозяин и высморкался в салфетку, чтобы скрыть слезы.

— Это пожелание, г-н барон, — отвечала вместо супруга хозяйка, пышная особа почтенных лет, — к сожалению, тоже невыполнимо. Дилижанс редко заезжает, только чтобы высадить приехавших по делам. Иногда он доставляет также почту и газеты, чтобы подписчики не слишком долго ждали. Последний раз он был четыре дня назад и вряд ли вернется раньше конца будущей недели.

— О Боже! — вскричал барон и воздел очи к потолку наподобие Иова. — Нет ли другого способа выбраться отсюда?

— Он хочет уехать! — причитал хозяин.

— Время от времени возчики доставляют товары местным торговцам, поговорите с ними. А если вы так торопитесь, то можно, пожалуй, нанять лошадей или ослов.

Барон опустился на один из стульев в сельском стиле и мрачно барабанил пальцами по чисто выскобленному столу. Воспоминания о кавалерийском прошлом не вызывали у него ни малейшего удовольствия. Правда, ему никогда еще не доводилось иметь дело с ослами, но ехать верхом хотелось еще меньше. А то, что он состоял членом Жокей-клуба, значило не больше, чем если бы члена Общества охраны животных застукали на Охотничьем балу в венском Софиензале. Симон, однажды на потеху двум кузинам взгромоздившийся на лошадь во время народного гулянья, почувствовал большое облегчение, когда барон отложил такую возможность передвижения вплоть до того момента, когда ожидание колесного экипажа окажется решительно безнадежным. А едой займется Пепи, он накроет в номере.