Петер Маргинтер - Барон и рыбы

Комнаты оказались большими и душными, а наивное подражание венскому шницелю, с коим явился Пепи, настолько жестким и несъедобным, словно добрые хозяева позаимствовали в местном музее последний образчик эпохи последнего настоящего сезона. То были подлинно туристские шницели, туристам их и сегодня подают за непомерную плату, а местному завсегдатаю могут принести разве что по рассеянности. Симон только подивился, как это единственному отелю Панктикозы удается хранить славные традиции в затянувшемся межсезонье, но засиженные мухами дипломы в холле и эмалированные таблички давно исчезнувших туристических компаний на воротах, во всяком случае, подготовили барона, много постранствовавшего на своем веку, к тому, что тут хозяйничают настоящие знатоки своего дела.

Пепи велел крестьянину сгрузить багаж на заднем дворе. Теперь же хозяйский сын и слуга тащили его в номера.

В холле второго этажа им повстречался некто в эффектной униформе, настоящий Аполлон в сверкающей лаковой коже, золотых галунах и развевающихся перьях. Звеня шпорами, он расхаживал под дверями комнат, занятых путешественниками.

— А, monsieur Le Negre! [17] Господин негр (фр.) . — вскричал он, подхватил волочившуюся по полу саблю и поспешил навстречу Пепи. — Это вы — барон из Австрии?

— Нет, — отвечал Пепи свысока. Мишурой его было не обмануть, он достаточно нагляделся на нее в цирке. — Я — император Эфиопии. Барон же — в третьем номере.

— Анунцио Гомес, капитан городской стражи. Вы меня еще узнаете! — сердито, но несколько неуверенно рявкнул обладатель красивой униформы. — Стало быть, в третьем.

Капитану Гомесу было поручено заверить барона от имени бургомистра, что имя Кройц-Квергейм известно в Пантикозе и что он благодарен пославшему столь высокого гостя случаю.

— Г-н бургомистр обрадуется еще больше, когда я сообщу ему, что в «Лягушке» остановился и император Эфиопии, — добавил капитан.

— Император?..

— Он как раз вносил ваш багаж.

— Ах, мой Пепи! — барон все понял и мягко улыбнулся. — Он и впрямь считает себя наследником эфиопского престола. Говорят, его прадед был старшим сыном великого Менелика {83} 83 Менелик II (1844–1913) — император Эфиопии (1889–1913), приведший государство к могуществу. . Я прикажу ему извиниться перед вами.

— Совершенно излишне, г-н барон, совершенно излишне.

Когда они вновь встретились в холле — Пепи кряхтел под тяжестью походных аквариумов, — капитан отдал честь. Под золотыми галунами в груди у него билось доброе сердце. Пепи же ухмыльнулся ему вслед.

— Принеси-ка нам еще кувшин лимонаду, император, — распорядился барон, — а потом давайте ляжем и выспимся как следует.

Сиеста {84} 84 сиеста — принятый в Испании и испаноязычных странах полуденный отдых. продлилась до заката. Симон еще пару минут полистал спасенную «Аталанту». Он спал в среднем из снятых бароном номеров, слева и справа из-за темно-коричневых дверей доносилось мирное похрапывание барона и негра. Потом книга выпала из рук Симона и упала на вытертый коврик. Стук «Аталанты» вызвал в его снах какой-то отклик, но какой, проснувшись, он уже не мог вспомнить. Однако с шаром, совершенно определенно, не связанный.

Сквозь жалюзи текли серые, как настой из паутины, сумерки. Симон отбросил тяжелую перину и сел, мокрый как мышь. Барон намеревался осмотреть Пантикозу, он постучал и приказал Симону сопровождать себя прежде всего к цирюльнику, чтобы избавить подбородки от воздухоплавательской щетины.

Хотя слух о вынужденной посадке барона в сопровождении секретаря и слуги был донесен беззвучными тамтамами провинциальных пересудов до распоследней конуры, население Пантикозы вело себя с благородной сдержанностью. Лишь несколько мальчиков в матросках гоняли обручи в подозрительной близости от дверей «Лягушки», да истерически хихикала стайка прогуливающихся под ручку девушек, да скромно переглядывались три прохаживающиеся по площади пары. Пантикоза знала, как следует вести себя курорту, хотя бы и бывшему, где иностранцы всегда были меньшей редкостью, чем коренные жители. Появление обоих мужчин вызвало лишь едва заметное трепетание гардин, скрывавших от рыночной площади интимные стороны быта горожан.

Центр Пантикозы невелик, и элегантность его несомненно деланная. Собственно, главная площадь — не более чем обширное, плохо замощенное пространство, вокруг которого любопытно сгрудились привольно разбросанные домишки. Она выглядит так, будто там когда-нибудь что-нибудь да произойдет. Прямо за церковью, приземистым, наполовину — романским {85} 85 романский — стиль в западноевропейском искусстве (950—1150), предшествующий готике. , наполовину — готическим {86} 86 готический — стиль в средневековом искусстве и, в особенности, в архитектуре (с середины XII до начала XVI вв.). зданием, начинаются бархатные луга, стоят в чистеньких садиках приветливые виллы и уютные усадьбы, а главное — журчит множество ручьев. Чисто выбритые и благоухающие одеколоном барон и Симон дошли по ухоженной аллее до бельведера {87} 87 бельведер — первоначально — приподнятая над местностью площадка для обзора, затем — здание (дворец) на возвышении, откуда открывается вид на живописные окрестности. , маленькой деревянной пагоды, с площадки которой и усладились видом могучих Пиренеев с пламенеющей на закатном солнце вершиной Пик-де-Виньмаль. Цирюльник же сбился с ног, намыливая кучу нетерпеливых клиентов, желавших узнать об австрийцах все-все.

Лишь когда с гор потянуло холодным ветром, а в домах загорелись огни, Элиас Кройц-Квергейм и его спутник добрались до отливающих матовым перламутром окон кафе «Поющая рыба». Не сговариваясь, они решили последовать выписанному долотом приглашению посетить биллиардную и несколько залов и нажали до блеска начищенную латунную ручку широкой двери. Немногочисленные посетители сидели за черно-белыми мраморными столиками, рассеянно помешивая кофе или излюбленный в этих краях шоколад, крошили рогалики и шелестели газетами. Ничего более австрийского и представить себе было нельзя.

Понятно, что вовсе не недостаток в посетителях побудил старого официанта со всех ног кинуться сквозь лабиринт столиков навстречу вошедшим, освободить их от легких летних пальто и препроводить в плюшевый уголок. Узкая полукруглая скамеечка обещала уют и уединение. Однако тех, кто садился за стол с табличкой «Столик заказан», она выставляла на обозрение остальным посетителям так, словно они попадали на сцену. Этот самый стол субботними вечерами украшал присутствием сам бургомистр, имевший обыкновение играть там в шахматы с немногими избранными патрициями.