Томас Пинчон - Рассказы из авторского сборника «Выкрикивается лот сорок девять»

— Ладно, — сказал Флэндж, — я возьму одеяло и пойду спать в будку.

— Нет, — рявкнула Синди. — Я сказала — прочь, и значит, ты катишься прочь. Из моей жизни, вот что я имею в виду. Целый день хлестать бормотуху с мусорщиком — само по себе достаточно хреново, но Хряк Бодайн — это уже чересчур.

— Боже, детка, — влез Хряк, — я думал, ты давно забыла о том случае. Глянь на мужа. Он рад меня видеть.

Где-то между пятью и шестью часами Хряк оказался на станции Мэнхессет. Его вышвырнули из поезда и гнали портфелями и свернутыми экземплярами «Таймс» до автостоянки, где он угнал МГ [30] Его вышвырнули из поезда и гнали … до автостоянки, где он угнал МГ… — «МГ» — марка английского спортивного автомобиля, выпускавшегося в 1946–1955 гг. 51-го года и поехал искать Флэнджа, который был его непосредственным начальником в дивизионе во время Корейского конфликта. Сейчас Хряк, служивший на минном тральщике «Безупречный», который стоял в доке Норфолка, уже девятый день находился в самоволке и жаждал узнать, как устроился его старый приятель. Последний раз Синди видела Хряка в Норфолке вечером в день своей свадьбы. Как раз перед тем, как его эсминец приписали к Седьмому флоту, Флэндж ухитрился выхлопотать тридцатидневный отпуск, который должен был стать для них с Синди медовым месяцем. Однако Хряк, раздосадованный тем, что унтер-офицерскому составу не дали возможности устроить Флэнджу мальчишник, подбил пятерых или шестерых приятелей переодеться младшими офицерами и вытащить Флэнджа со встречи в офицерском клубе флота на Ист-Мэйн-стрит выпить по паре пива. Эта «пара пива» оказалась весьма приблизительной оценкой. Через две недели Синди получила телеграмму из городка Сидар Рапидc, штат Айова. Телеграмма была от Флэнджа: он был чуть жив и страдал от жуткого похмелья. Синди размышляла два дня и в конце концов выслала ему деньги на автобусный билет до дома с условием, что Хряка она больше никогда не увидит. Она его и не видела. До сих пор. Но сложившееся у нее мнение о Хряке как о мерзейшей твари на свете за семь лет нисколько не изменилось, и сейчас Синди была готова это доказать.

— Марш отсюда, — повторила она, подкрепляя слова жестом. — За холм, с глаз долой. Или хоть со скалы, мне все равно. И ты, и твой приятель-алкаш, и эта вонючая обезьяна в морской форме. Прочь.

Целую минуту Флэндж скреб в затылке и хлопал на нее глазами. Нет. Он просчитался. Может, если бы у них были дети… Он ощутил тонкую иронию в том, что флот сделал из него компетентного офицера-связиста.

— Ладно, — медленно произнес Флэндж, — хорошо, я понял.

— Можешь взять «фольксваген», — разрешила Синди, — бритвенный прибор и чистую рубашку.

— Нет, — отказался Флэндж, открывая дверь для Рокко, который маячил на заднем плане со своей бутылью. — Я поеду с Рокко в фургоне. — Синди пожала плечами. — И отращу бороду, — рассеянно добавил Флэндж.

Они вышли из дома — смущенный Хряк, Рокко, мурлычущий себе под нос, и Флэндж, чувствующий в желудке первые слабенькие позывы к рвоте, — втиснулись в кабину и покатили. Флэндж, оглядываясь назад, видел, что жена стоит в дверях и смотрит им вслед. Съехав с шоссе, они оказались на узкой щебенчатой дороге.

— Тебе куда? — спросил Рокко.

— Не знак, — ответил Флэндж. — Наверное, покачу в Нью-Йорк и поселюсь в каком-нибудь отеле. Можешь высадить меня у станции. У тебя есть где остановиться, Хряк?

— Я мог бы спать в МГ, — сказал Хряк, — но легашам небось уже сообщили об угоне.

— Сделаем так, — решил Рокко. — Мне все равно надо ехать на свалку сбросить мусор. У меня там есть кореш. Он вроде как сторож. Там и живет. Найдет места на любой вкус. Можете переночевать у него.

— Верно, — сказал Флэндж. — Почему бы и нет? — Как раз под настроение.

Они двинулись на юг — в ту часть острова, где были только новостройки, торговые центры и множество мелких предприятий легкой промышленности, — и через полчаса дотащились до городской свалки.

— Закрыто, — сообщил Рокко. — Но нам откроют. — Он свернул на грязную дорогу и поехал вокруг мусоросжигателя с кирпичными стенами и черепичной крышей, спроектированного и построенного присланным из бюро по трудоустройству полоумным архитектором годах где-то в тридцатых и напоминавшего мексиканскую гасиенду с дымовыми трубами. Протряслись ярдов сто и подъехали к воротам.

— Болингброк! — заорал Рокко. — Впусти. Есть выпить.

— Ладно, парень, — ответил голос из темноты. Через минуту в лучах фар возник толстый негр в круглой шляпе с загнутыми кверху полями, отпер ворота и вспрыгнул на подножку. По длинной спиральной дороге фургон двинулся к центру свалки.

— Это и есть Болингброк, — сказал Рокко. — Он вас пристроит.

Фургон съехал в длинный и широкий загиб. Флэнджу показалось, что они уже достигли центра спирали, ее нижней точки.

— Парням надо переночевать? — поинтересовался Болингброк. Рокко обрисовал ситуацию. Болингброк понимающе покивал. — Жены иногда надоедают, — согласился он. — У меня их было штуки три или четыре в разных концах страны, и я с радостью избавился от них от всех. Похоже, их никогда не понять.

Свалка представляла собой окруженный новостройками не слишком правильный квадрат со стороной в полмили, уходящий футов на пятьдесят вниз от уровня улиц. Целыми сутками, рассказывал Рокко, два бульдозера Д-8 закапывали под насыпью отбросы, которые перли с северного побережья, и ежедневно поднимали уровень поверхности на долю дюйма. Флэндж, глазевший в полумраке, как Рокко сваливает свой груз, был потрясен этой неотвратимой предопределенностью; его поразила та мысль, что однажды — лет через пятьдесят, а может, больше — здесь не останется ни одной ямы; дно свалки сравняется с уровнем улиц и тоже будет застроено. Словно некий до безумия медленный эскалатор полз на заранее определенный уровень, чтобы поставить человека перед неизбежностью предрешенного состояния вещей. Но было и кое-что еще: здесь, в конце спирали, Флэндж уловил другое соответствие, разобраться в котором смог, лишь припомнив мелодию и слова одной песенки. Трудно представить, что в эпоху современного военно-морского флота, с его авианосцами, ракетами и атомными подлодками, кто-то еще поет матросские песни и морские баллады, но Флэндж помнил филиппинского стюарда по фамилии Дельгадо, который поздними вечерами приходил с гитарой в радиорубку и часами напролет пел. Есть множество способов рассказывать морские истории, но, видимо, из-за того, что слова и мелодия песни практически не связаны с личностью рассказчика, способ Дельгадо подкупал особой доверительно-правдивой интонацией. И это невзирая на то, что даже традиционные баллады были такой же ложью, как те небылицы, которые звучали в боцманском кубрике за чашкой кофе или в кают-компании во время покера в день получки, равно как и в тягучие часы сидения без дела в ожидании вечернего кинофильма — вранья гораздо более наглядного. Стюард предпочитал петь, и Флэндж его за это уважал. И особенно он любил песню, где говорилось: