Владимир Вертлиб - Остановки в пути

— Это мы еще посмотрим! А ну, отойдите от комода!

— Как это — «отойдите»? А ну, отстань! Не трогай, я сказал!

Боря отворачивается. Он берет кровать за один конец, Галя — за другой, и они тащат ее прочь.

— Вот ведь тяжелая, сволочь, — пыхтит Боря, — да еще и качается!

Крейна Соломоновна проявляет о Боре с Галей трогательную заботу:

— Осторожно, поребрик! Осторожно, Галина Абрамовна, не споткнитесь, мешок с мусором!

Точно из-под земли вырастают люди — знакомые, соседи, — и я вместе с ними смотрю, как Боря с Галей сворачивают за угол: я как раз иду с залива.

По поводу Бориной добычи все отпускают благодушные замечания:

— Ага! И вы здесь!

— Давай-давай, еще немного, еще чуть-чуть!

— А кровать ничего себе! Я бы тоже от такой не отказался.

— А ну пошел, старина, давай, пошевеливайся! Нечего тут прикидываться, что два шага сделать не можешь. Пошел, давай-давай! Распыхтелся, как будто тебе уже сто!

Это Лёвчик, само собой, кто же еще. Остальные ругаются и норовят его шугнуть.

— Э-э-э, смотрите, сейчас грохнется же! — как ни в чем не бывало вопит Лёвчик, настырная злобная тварь, увертываясь от шлепков. — Сейчас ведь грохнется и больше не встанет!

Кто-то в конце концов, изловчившись, дает Лёвчику подзатыльник.

— А теща-то где, старая карга? — стонет Боря, не обращая на Лёвчика внимания. — Крейна Соломоновна, вы же сказали, она уже к нам идет. Да черт с ним, ну ее!

Зеваки болтают наперебой, но он их почти не слышит. Он помнит одно: у него есть кровать, и эту кровать нужно донести до дома. А нести ему с каждым шагом все труднее. Кажется, время остановилось. Руки ноют. И никуда не спрятаться от этого безжалостного, затопляющего все уголки и щелки солнца. По лбу у Бори стекает пот, ему чудится, будто он бредет по гладкой, как зеркало, поверхности озера, кругом вода, одна вода, до самого горизонта. И ни души. Перед глазами у него кружатся желтые пятна, а солнце точно долбит и долбит макушку тяжеленным молотком. Боря трясет головой, переводит дух, и реальность медленно возвращается.

Вот в солнечной дымке наконец выплывают сначала размытые, потом все более четкие очертания красных кирпичных домов с захлопнутыми ставнями и проржавевшими пожарными лестницами. Здания немного покачиваются у Бори перед глазами, как океанские лайнеры в открытом море, но постепенно замирают. А вот и шумовые эффекты, тут как тут, как же иначе, да громко, нестерпимо громко. Мимо пролетает грузовик, прохожие все еще болтают, с видом знатоков оценивают «добычу», а Крейна Соломоновна по-прежнему то чуточку забежит вперед, то поотстанет — проверяет, точно ли кровать такая удобная и надежная, как ей сразу показалось.

И тут у меня на глазах дядя Боря спотыкается и падает. Быстро поднимается, лицо у него искаженное от бешенства. Галя спрашивает:

— Господи, ты не ушибся?

Боря ее отталкивает:

— Отстань! — огрызается он. — Ну, упал и упал, с каждым может случиться. Давай дальше!

— Прости, я не хотела…

— У, развалина, тебе на свалку пора! — рычит Боря, дав злосчастной кровати пинка. — Тебе там самое место. Ладно, подожди, не на того напала! Чтобы я такой вонючей, грязной сволочи сдался!

— Господи, да что с тобой? Что ты так разволновался-то?

— Кто это разволновался? У меня все прекрасно, это тебе что-то в голову взбрело, а у меня все просто замечательно, я ни о чем в жизни так не мечтал, как о том, чтобы тащить вот эту кровать. Мускулы развивает, и потом, может, сброшу пару килограммов, а? Ты только свой конец подними, и пойдем, и совсем будет хорошо, лучше не бывает.

— Что-то мне твой настрой не нравится, — вставляет Галя.

Он хватает кровать за один конец, Галя берется за другой, и вот они уже тащат ее дальше, мимо того самого места, где мы с Борей разговаривали пару часов назад.

Боря чувствует, как с каждой минутой прибывают силы.

— Да и правда, — утешает он себя, — всего-то ничего осталось. Вот еще квартальчик, и все, а я-то уж думал, не дотащу…

Внезапно улица уезжает куда-то вбок, дома падают вниз, в какое-то мгновение мимо него проносится светло-синяя лента дорожной разметки, а потом яростно обрушивается солнце…

Мы окружаем его, пытаемся поднять. Мы — это многочисленные соседи, друзья, знакомые, зеваки. Я тоже протискиваюсь сквозь толпу и дергаю его за руку. Кто-то пробует делать искусственное дыхание. Все кричат, суетятся, наперебой что-то советуют — кроме Лёвчика. Он стоит поодаль и, как ни странно, молчит.

Вызвали «скорую помощь». Но уже поздно.

Тело уносят.

Уводят рыдающую Галю и голосящую Крейну Соломоновну.

И только чуть позже, когда квартал затих, точно вымер, от предвечернего зноя, я выглядываю из окна и вижу, как двое — мужчина и женщина, возможно, муж и жена — потихоньку уволакивают кровать.

Бостонская Публичная библиотека снаружи больше похожа на театр. Фасад пятиэтажного здания украшают роскошный лепной декор и эркеры. Библиотека втиснулась за маленьким сквериком между невыразительными коробками из стекла и бетона. Над массивным входом красуется поддерживаемая рядом колонн галерея, на которой возвышаются белоснежные мраморные Эдгар Аллан По, Уолт Уитмен, Генри Лонгфелло, Джеймс Фенимор Купер и Марк Твен — застывшие титаны нетленной американской литературы.

Внутри здания, построенного примерно в тысяча девятьсот десятом году, царят простота и функциональность. В читальном зале расставлены современные полированные белые столы. Узкие, освещаемые неоновыми лампами коридоры между книжными стеллажами немного напоминают подземные переходы или туннели метро. Некогда просторные помещения библиотеки загромоздили антресолями, перегородками и лестницами. Извилистый путь, петляя, ведет мимо бесконечных книжных стеллажей, где спят тысячи книг, расставленных по непонятной системе буквенных и цифровых шифров.

Библиотека быстро становится для меня одним из самых притягательных мест в городе. Я несколько месяцев почти каждый день нырял на большой перемене то в одну, то в другую книгу школьной библиотеки, все на свете забывая, и потому в конце концов мне посоветовали записаться в городскую. «It's the best library you've ever seen in your life, — уверяла меня учительница. — We've got wonderful libraries here in the States… The best in the world». [43] Это лучшая библиотека, которую тебе доводилось видеть в своей жизни. У нас, в США, замечательные библиотеки. Лучшие в мире (англ.) . В это я как-то не очень поверил. Я уже тысячу раз слышал, что в Америке, мол, то-то и то-то— самое лучшее, самое красивое и самое большое в мире. А мой учитель истории даже без тени иронии утверждал, будто США — «the richest and most democratic country of the universe». [44] Самая богатая и самая демократическая страна в мире (англ.) . Впрочем, он признавался, что за границей побывал всего один раз — в Канаде.