Вероника Черных - Иллюзии ночей

Мысль била в лоб: «Неужто её чечены похитили?! Эх, зря, всё-таки, я с ними торговые дела вёл! Дичайший народ!.. А вдруг это просто шоферина, подлец, на молоденькую девчонку польстился? Увезёт непонятно, куда, изнасилует…!! Что делать-то теперь?! Милицию?!!»…

Его охватила паника. Он влетел в «пирожок» и помчался в Екатеринбург догонять проклятый КАМАЗ с драгоценным пассажиром на борту! Но этих КАМАЗов вокруг обнаружилось столько, что Савранский плюнул и вернулся к заколдованному месту. На этот раз он умудрился остановиться на Тюбукском, а не на Каслинском перекрёстке. Правда, с опозданием на несколько часов.

Вениамин постоял, подождал и свернул в Тюбук. На всякий случай.

Где она может быть, где искать её? Одинаковые заборы, спящие дома… Может, в этой бетонной штуковине, похожей на автобусную остановку советской постройки? Он медленно поехал, заглядывая внутрь, но никого не увидел и проехал дальше.

А в это время Мирра, пережив крупную истерику с рыданиями и злобными ругательствами во весь голос, узнала, что через пять часов здесь пройдёт автобус до Челябинска, и успокоилась. Что ж. Не судьба, видно, провести свой день рождения с любимым человеком. Ну, да не впервой. Привычное дело…

Мимо протарахтело что-то. Долго тарахтело. Видимо, медленно ехало, присматриваясь к чему-то. Но Мирра поленилась выбраться из бетонной коробки посмотреть на тарахтелку.

Вот так и получилось: Венька, остановившийся возле автостанции, внутрь не заглянул, а Мирра на звук двигателя его машины не вышла. И они вновь ускользнули друг от друга, бывши недосягаемо рядом… не соприкоснувшись, как два магнита, тщетно пытающиеся приблизиться друг к другу одинаковыми полюсами.

Мирра дождалась автобуса, загнав чёрные мысли на задворки сердца, села у окна и поехала в Челябинск – как в сказке – несолоно хлебавши… Глаза её были закрыты и мокры.

«Плачу – не плачу… что это значит? Буду звучать я как-то иначе?»…

Вот и Челябинск – тёмный, хмурый. На вокзале уютно, но холодно. Зуб стучал о зуб. И это – лето?! Ха.

Дрожа, Мирра добралась до междугороднего автомата, но «восьмёрка» постоянно срывалась. До поезда на Уфу оставался часок, и Мирра зашагала к торговым палаткам.

В одной продавали одежду, и Мирра рванула к ней, надеясь оторвать что-нибудь потеплее своей кофтёночки. За ней «рвала» другая женщина, постарше Мирры, и это невольное соперничество придало зрению Мирры покупательскую остроту. Она тут же обнаружила в лавчонке мужскую куртку и кофту. Взгляд у подоспевшей соперницы был жадным до тепла, но так как Мирра стояла первой, то ей и досталась толстая куртка, в которой бедняжке, наконец, удалось согреться.

«С днём рождения!» – горько усмехнулась Мирра и провела рукой по чёрной искусственной коже. Вот её подарок, который она сделала себе сама: мужская куртка для согрева. Водочки бы внутрь – для полного тепла…

В собственном подарке Мирра залезла в поезд на Уфу полностью умиротворённая и махнувшая на кавалера рукой. Не встретил, злодей? Ну, и иди куда подальше. У меня экзамен впереди.

В Уфу поезд прибыл около пяти утра. В пять Мирра стояла в будке переговорного пункта на вокзале и обиженно звонила Веньке домой: уж теперь он точно не метался в её поисках по Тюбукскому перекрёстку, а блаженствовал себе дома.

Он поднял трубку почти сразу: видно, маялся от перепуга.

– Мирра?! – крикнул он от имени всех своих изорванных в клочья нервов.

Мирра в голос разрыдалась:

– Где ты был?!

А он:

– Я тебя искал!!!

А Мирра:

– Не искал!

А он:

– Я тебя вообще не видел!

А Мирра:

– Нет, видел! Я в автобусе сидела, тебе из окна махала!

И – в новый рёв. Савранский проорал ей прямо в ухо:

– Бери билет и приезжай назад!!!

– Ла-а-адно! – прохныкала Мирра.

Вышла из кабины, смущённо и облегчённо вытирая глаза и нос. Хорошо, что в пять утра в переговорку ещё не набился народ. Но девушка всё равно не осталась без внимания.

– Девочка, – сострадательно проговорила диспетчер, – да не переживай ты так, они все такие сволочи, они все изменяют, не верь им!

Мирра хлопнула очами, выдавила из себя кивок и зигзаг неполноценной улыбки и выпорхнула в холодное утро.

Снова Уфимский вокзал, поезд и Челябинск. На этот раз первое, что увидела Мирра, едва живой выползая на перрон, – спешащего к ней Веньку Савранского, бледного, как первый снег, с огромными тревожными глазами. И без цветов.

Мирра, пытаясь сурово глядеть ему в глаза, хотя сердце вздымалось и лопалось от счастья, насмешливо спросила:

– Что ж ты без роз-то приехал меня встречать?

Вениамин глянул на неё живым упоительным взглядом и откровенно признался:

– Ты что?! Я боялся, что ты меня этими шипами – да по морде!

Белый «пирожок» унёс Мирру в баню. По дороге страдалица показала возлюбленному, в каком бетонном архитектурном ухищрении она провела несколько промозглых часов своего дня рождения…

– Я тебе всё компенсирую, – обещал Вениамин, сверкая всем своим широким лицом.

И компенсировал.

20-30 сентября, 1-13 октября 2011

ДЕТИ ОДНОГО РАССВЕТА

Дождь едва моросил, неслышный и неразличимый в тёмной серости первого летнего утра. На городских улицах никого: суббота, каникулы, отпуска… Садоводы и то пока глаза продрать не в состоянии.

Хорошо!..

Кирилл Тихонович Чепегин глубоко вдохнул влажный воздух, сморгнул щекочущую крохотную каплю дождя, стукнул палкой о мокрый асфальт, будто проверяя, не скользкий ли; наоборот – не омягчел ли? После ночных небесных излияний асфальт исчеркали розовые палочки мёртвых дождевых червей.

Кирилл Тихонович вздохнул и примерился к асфальту, чтобы сделать первый шаг.

Где его ноги, где? Куда подевалась стремительность его походки? Сгинула в густой чаще времени, где каждое дерево – прожитый им год. Девяносто два дерева уж стоят в мысленном том лесу. Чем больше деревьев, тем меньше сил… Истёрлись суставы, охрупчали кости, иссохли клеточки, замедлила своё течение старая кровь…

Хватит бы уж сажать деревья в чаще времени, но нет, не забирает Господь душу Кирилла Тихоновича, бережёт для чего-то. Для чего?..

Для того, чтоб первым в городе встречать рассвет?

Сегодня он припоздал. Никак не мог проснуться. Одеваться ему вообще дело сложное и тяжёлое. Прежде жена помогала, Мария Дмитриевна, а два года назад умерла, и Кирилл Тихонович с тех пор наступающий день отживал, как последний, тоскуя об ушедшей любимой, об ушедших силах, об ушедших возможностях.

Он шёл встречать свой рассвет медленно, но упрямо, заставляя себя двигаться, несмотря на боль.

Улицы, улицы, перекрёстки, скверы, аллеи, площадь, трамвайные пути, задворки, контейнер для мусора, лысая тропинка, куст акации – и вот, наконец, река.