Владимир Колковский - В движении вечном

Ну да ладно! Ладно уж, пускай бы хоть деньги платили… А как глянула первый раз Тамара в расчетный — волосы дыбом встали! Одни потери да браковки ползарплаты скушали.

И никому, никому нынче нет до них дела. Наладчики так те запрутся в своей угловой коптерке в подвале, дверь замком кодовым электронным наглухо захлопнут, и не достучаться тогда чужаку к ним вовеки. И разработчики-конструкторы ничем не лучше, эти товарищи как бы и вовсе сейчас не причем: «сдали-приняли», деньжата премиальные в кармашек спрятали, ну и с глаз долой из сердца вон… Сейчас вот, между прочим, еще целых три таких механических линии изо всех сил разрабатывают.

Только когда телевидение или начальство важное на смотрины в цех, только тогда они здесь. Только тогда они все! — все как один, уже задолго здесь… Изумительно, гладко работает тогда робот.

И технолога своего, закрепленного конкретно за роботом, у девчат очень долго не было. Игорек Короленко, технолог с участка ручной сборки забегал иногда, присматривал, только у него и на своей линейке работы хватает. Да и не спросишь с него по-настоящему; хоть и маленький человек Игорек Короленко на заводе по должности, но не в этом-то дело. «Сын» он, а у «сыновей, дочек и жен» на заводском объединении вне зависимости от их должности совершенно особый статус.

У Игорька, к примеру, батька «где-то там, на верху» и на уровне замминистра.

— Я сам с низов низких на такую горку взобрался и без блата всякого. Давай и ты сын, покажи-ка, на что способен. Считай, будто нет у тебя на верху толкача-батьки! — говорил он, и все это от Игорька знали.

Говорить-то говорил, да мало ли что сынок когда-нибудь вечерком веселым папаше под рюмашку нашепчет, и кто! — кто потом знает, с какой ноги назавтра поутру папашка тот встанет, власть такую имеючи… Совершенно особый статус у «сыновей, дочек, жен» и всей прочей такой братии на объединении, и посему для начальства любого в цеху Игорек Короленко всегда только Игорь Олегович.

«Своего» технолога девчатам давно обещали, не раз говорили, что возьмут человека на линию. Они долго ждали и крепко надеялись. Тогда ведь казалось, что именно в этом заключается главная причина здешних неурядиц, что некому здесь конкретно за все ответить, вот потому и разлад, непонятки. А вот явится сюда скоро человек толковый, серьезный, «мужчина», как мастер Боров, к примеру, дядька широколицый и грузный, степенно-серьезный на вид, даже суровый. Почему-то именно он в идеалах всегда воображался Тамаре, хоть был уж немолод, да и застрял на крохотном участке инструментальной оснастки в мизерной должности. Но воображался в идеалах Тамаре всегда почему-то именно он.

И вот дождались, наконец. Привел его в первый раз Логацкий, представил:

— Вот вам, девчата, начальство новое. Старший технолог на робото-технической линии…

Новый технолог был ростом выше среднего, худощав, стрижен коротко. И хоть назвал его Николай Семеныч «старшим», но смотрелся тот с виду совсем-совсем школьником.

— И нашли ж ребятёнка! — хмыкнув, прошептала Тамара подруж-кам. — И где только они его выкопали… Дождались, называется, праздничка.

Хмыкнув разочарованно, прошептала. Как-то уж слишком наглядно, явственно проступило в глазах ее очевидное противоречие с тем самым во-ображаемым «толковым всемогущим мужчиной». Потом, правда, выяснилось, что больше с виду оно кажет, а не так уж и юн новый технолог в действительности. Двадцать восемь уже, как-никак, женат и детишек двое, и на заводе поработал прилично, шестой год на исходе. Говорили девчата знакомые, что до сих пор где-то в отделах сидел. Обнадежило это снова, да ведь не зря говорят люди: первое впечатление оно и самое верное.

Первый месяц на него особо-то и не наезжали, обычай такой есть на заводе. Дают вновь прибывшему человеку с месяц осмотреться основательно, освоиться на новом месте, хорошенько в дело вникнуть. Ну а взялся он за работу горячо, даже с блеском в глазах поначалу. Как зашел с утра в цех, так, глядишь, прямиком и на машинную линию; место свое рабочее рядышком оборудовал, столик крохотный притащил откуда-то. Даже надоел девчатам, на день по сто раз дотошно обо всем расспрашивая. Присматривался, выстаивал подолгу с зеленоватой картонной папочкой под мышкой, наблюдая детально машинный конвейер, кассеты пластиковые в ладонях любопытно вертел, манипуляторы щупал.

Потом уже бумажки какие-то писать начал. Живо, с тем же блеском увлеченным в глазах — кто-нибудь из начальства подойдет, спросит чего-то по делу, так он и не сразу ответит… Забегает как-то Тамара к начальнику цеха отгул на завтра подписать, а он, технолог их новый у стола в кабинете слегка наклонившись стоит, бумажку какую-то начальнику тычет… Начальник вглядывается внимательно, явно в каждую строчку вникая, и только затылок седой вяло ладонью скребет, а указательным пальцем другой ладони к верху все дерг да дерг почему-то.

— Не поймут, не поймут они нас там! — словно про себя еле слышно бормочет. — Эт-т точно… скажут… скажут… да ведь, ясное дело, найдут, что сказать.

Так вот незаметно еще три месяца прошло.

И только тогда девчатам окончательно ясно стало: как не было толку на роботе, так и нет его. Все, все абсолютно по-прежнему, лишь одна маета да безденежье.

Он, технолог новый поначалу объяснять пробовал, да непонятно как-то, сбивчиво, с чертежами мудреными, с дробными цифрами. Не могла, да и не хотела верить ему Тамара, она ведь тогда уже, с самого первого взгляда все поняла.

— Когда ты… во! во! — звонко, как в бочку пустую, стучала сухим кулачком по своему гладкому рабочему столику. — Был бы ты мужик и вправду толковый, в момент бы пошло дело. А так…. во! во! — стучала она еще звонче и злее. — Что тебе еще остается, как только нам мозги парить? Крючками своими да цифрами?

Однажды не выдержала, в сердцах прямо спросила:

— Расскажи, объясни, удивляемся! И как только такие лопухи, как ты, институты кончают?

Новый технолог в ответ рассмеялся и сразу ответил, ответил без тени смущения, словно в порыве искренности:

— А вот как это запросто делается. Как заминочка в чем, заморочка — батька сразу мешок сала на плечи и в институт!

— Во-от, видишь… Вишь ты, как они делают!

И хоть Тамаре было до чрезвычайности сладко услышать столь откровенно о том, о чем она и сама уже давненько догадывалась, однако при этом она прямо сморщилась всем своим мелким личиком от презрения и гнева. Слишком, слишком уж часто приходилось ей слышать, едва выйдя из младенческого возраста: «Без блата и денег у нас нигде не пробьешься!» И то, что в институт медицинский тогда срезалась, теперь она в этом не сомневалась ни капельки, тоже из-за таких вот голубчиков… Именно, именно, в точности.