Ник Хоакин - Женщина, потерявшая себя

— Давайте ту филиппинскую песню про рис, — предложила Мэри.

Пока они пели, пламя в чаше догорело, и они остались в темноте, населенной духами, которых они старались умилостивить этим огненным ритуалом. Они сидели кружком, прижавшись друг к другу, и, когда погасло пламя, всех вдруг охватило беспокойство. Даже посторонние — мистер Альфонсо и Элен Сильва, — казалось, слышали, как темнота шепотом произносит имена, которые они так тщательно избегали упоминать весь день. Сомнений не было: Эскобары и Видали присоединились к их компании. Дверь в гостиную запирали напрасно.

— Надо поднять шторы, — сказала Мэри.

Пако встал и направился к окну, и все они почувствовали, как каждый заготавливает улыбку. Но ни солнечный свет, ни горячий ром не могли уже вернуть прежнего веселья. Было ясно, что пора расходиться.

— Я не хочу, чтобы все кончилось вот так, — нарушила тишину Мэри. — Элен, Рита, ну что вы молчите?! Расскажите что-нибудь.

— Лучше я приберегу свои истории до вечера, — сказала Рита. — Ничего еще не кончилось, Мэри. Мы все это продолжим вечером в «Товарище».

— Нет, я туда не пойду.

— Как это не пойдешь? — изумилась Рита. — Ты же сказала, что обязательно там будешь.

— Я передумала.

— Не упрямься, Мэри, — сказал Пепе. — Мы же не можем пропустить дебют Пако.

— Я обещала взять детей на фейерверк.

— Своди их на фейерверк пораньше, — посоветовала Рита.

— Мне просто расхотелось идти сегодня в «Товарищ».

— В чем дело, Мэри? — спросил Пако. — Ведь только что ты была в восторге от этой идеи.

— Я же говорю: я передумала. Ты там прекрасно обойдешься без меня, Пако, — ты уже вполне взрослый. Тебе вовсе не нужна нянька или сиделка. А я сегодня просто хочу побыть дома. И вообще тебе пора собираться. Пойдем, я помогу тебе.

Когда Пако и Мэри скрылись в спальне, Элен и Рита снова уговорили мистера Альфонсо сесть за пианино и сыграть пару филиппинских мелодий. Пепе с братом отошли к окну.

— Итак, Тони, что сказала Кикай?

— Она тоже не знает, где эта бедняжка.

— А что ты делал потом?

— Просто сидел у нее, пока она обзванивала знакомых.

— И безрезультатно?

— Никто не видел ее сегодня. Кроме меня и сеньоры де Видаль.

— Где?

— В центре, когда мы ехали к Кикай. Она пронеслась мимо в своем «ягуаре».

— Что ж, по крайней мере мы знаем, что она в городе.

— Потом я поднялся на тот утес, о котором ты мне говорил.

— Я сам думал заглянуть туда, перед тем как идти к Мэри.

— Я ждал ее там, но надеялся, что она не появится.

— Я рад, что она не появилась.

— Мы должны разыскать ее, Пепе.

— Наверное, она весь день кружит на машине по городу. Но должна же она где-то и когда-то остановиться.

К ним подошла Рита:

— О чем это вы шепчетесь?

— О Конни Эскобар, — ответил Пепе.

— Ее еще не нашли?

— Мы с Тони собираемся отправиться на поиски. Хочешь с нами?

— Я не могу. Мы с Элен обещали Мэри помочь все убрать.

— Как насчет нашей встречи сегодня вечером?

— Но ведь Мэри отказалась.

— А ты?

— Я позвоню тебе попозже.

Когда Пако и Мэри вновь появились в комнате, братья Монсоны и мистер Альфонсо помогали друг другу надеть пальто.

— Я выйду с вами, — сказала Мэри. — Мне надо привести детей из парка.

На улице, когда она довольно растерянно стояла между машинами Пепе и мистера Альфонсо, они продолжали хором уговаривать ее поехать вечером в «Товарищ». Она все еще была в своем китайском наряде, с белыми цветами в волосах и, подняв голову к небу, улыбалась солнцу, словно это оно, а не мистер Альфонсо было гостем, с которым она прощалась.

Прежде чем машина мистера Альфонсо тронулась, Пако высунулся из окна:

— Мне бы хотелось, чтобы ты пришла в «Товарищ», Мэри.

— Но я не хочу.

— Потом ты будешь жалеть.

— Да, дорогой, я уверена, что играть ты будешь блестяще.

— Я вернусь рано.

— Если я буду спать, разбуди.

Она помахала рукой Пако и мистеру Альфонсо и повернулась к братьям Монсонам, которые садились в машину Пепе.

— Пока, Мэри, — сказал падре Тони. — Прием удался на славу.

— Не говори вздор. Ты же ничего не ел.

— Напомни Рите, что она должна мне позвонить, — сказал Пепе. — Пока, Мэри.

— Пока, мальчики, — откликнулась она, но не двинулась с места.

Пепе минуту помедлил и спросил:

— Может быть, подбросить тебя до парка?

— Не говори глупости — это же через дорогу.

— Мэри…

— Да, Пепе?

— Тебе будет неприятно, если мы с Ритой поедем сегодня в «Товарищ»?

— Да, пожалуй.

— Хорошо, тогда мы не поедем. Я просто поведу Риту на фейерверк.

— Спасибо, Пепе.

— Ты думаешь, эти женщины будут там, да?

— Да.

— Тогда, может быть, тебе тоже лучше быть там — поддержать его?

— Нет, я хочу, чтобы он сам справился.

— Надеюсь, ты все хорошо взвесила.

— Да, Пепе. До свидания.

Братья Монсоны проводили ее удивленным взглядом: она казалась такой незнакомой, яркой и элегантной — ее золотой китайский наряд и белые цветы в волосах горели в солнечных лучах. Что бы ни ожидало ее впереди, определенно она оделась так специально, чтобы гордо встретить это неведомое, и теперь несла свою гордость с несвойственной ей уверенностью. Новый, необычный облик Мэри все еще стоял перед глазами братьев Монсонов, как вдруг, проехав четыре квартала и остановившись перед перекрестком, они увидели пронесшийся мимо белый «ягуар». На мелькнувшем под знакомой черной шляпкой лице они успели прочитать тот же отчаянный вызов, что и на лице Мэри. Они бросились в погоню, но белый «ягуар» словно растворился. Несколько раз они объехали весь Кулунь, но тщетно. Им ничего не оставалось, как вернуться домой.

Когда они свернули на свою улицу, то увидели, что белый «ягуар» стоит перед их домом. Братья на одном дыхании взбежали на четвертый этаж и ворвались в гостиную — Конни Эскобар, прижав ухо к двери, тихонько стучалась к их отцу и уже поворачивала ручку. Увидев их, она испуганно отпрянула, но тут же справилась с собой, сделала шаг навстречу и сказала с улыбкой:

— Я услышала там шаги… Я ждала здесь, а потом услышала, как он ходит там и вроде бы разговаривает сам с собой. И я подумала, что, наверное, мне следует…

Она запнулась, и улыбка сошла с ее лица. Братья, решительно поджав губы и прищурив глаза, двинулись к ней. Она подалась было назад, обежала глазами комнату в поисках выхода и, наконец, испуганно прижалась к двери, сложив руки на груди. Сумочка беспомощно свисала с тонкого запястья, жемчуг тускло сиял на шее. В солнечном свете, лившемся из окон, над которыми выставили рога головы буйволов-тамарао, качались тени двух братьев, грозно наступавших на девушку в черных мехах, прижавшуюся к двери.

— Он хочет всего лишь поговорить с вами, — сказал Пепе Монсон. — Он искренне и глубоко сожалеет о том, что произошло.