Ник Хоакин - Женщина, потерявшая себя

Когда «ягуар» рванулся вверх по скале, внизу было уже почти темно, но, взглянув наверх, она увидела, что монастырь еще освещен ярким солнечным светом и качающиеся деревья окружают его, как волны прибоя. Холодный ветер ледяной пылью сек лицо, и, оторвав руку от руля, она закуталась поплотнее в меха, надвинула шляпку на лоб и стиснула зубы. Дорога исчезла: лучи фар выхватывали только неровную стену скалы на поворотах, машина летела вперед бесшумно и мягко, будто под колесами лежал бархат. Взглянув вниз, она увидела растворявшуюся спираль дороги да россыпь огней, пробивавшихся сквозь сумерки. Снизу не доносилось ни звука: оставшийся у подножия утеса Гонконг выжидательно замер и обратил взоры к небу. Но на коричневом небе луны еще не было, и над головой высился лишь монастырь, фосфоресцирующий, парящий в коричневатом воздухе игрушечный замок, где ждал падре Тони.

— Нужно подождать папу, — сказала ей мать.

Машина остановилась у ворот карнавальной ярмарки — карнавал должен был начаться через несколько дней. Она видела уходящие в солнечное небо крыши, колокольни и развевающиеся флаги. Папа был где-то здесь, на собрании директоров-распорядителей ярмарки. Стоял погожий январский день. Ей было пять лет, и она держала в руках новую куклу.

Мать смотрела в другую сторону, на море.

— Давай пойдем поглядим на Биликена, мама?

— Разве это так необходимо, дорогая?

— Пойдем! Пойдем!

— Послушай, ты успеешь насмотреться на своего Биликена в воскресенье, во время праздничного шествия.

— Но я хочу показать его сейчас Минни.

— А, так Минни еще ни разу не видела Биликена?

— Она еще ни разу не была на карнавале.

— Тогда, конечно, мы его обязательно ей покажем.

Они вышли из машины, и мама что-то сказала шоферу. Потом они направились к воротам, и охранник, улыбаясь и кланяясь, тотчас открыл их.

Конни знала, где живет Биликен, когда не бывает карнавалов.

— Сюда, мама! Сюда!

— Не беги так быстро, детка. Ты уронишь Минни.

Конни промчалась по коридору мимо распахнутых дверей, за которыми сидели склоненные над пишущими машинками люди, и выбежала на окруженный колоннами балкон, откуда открывался вид на парк и море. Посреди балкона сидел, выпятив толстый голый живот, бог карнавала и, улыбаясь, глядел с пьедестала на море, а его огромные уши свисали до самых плеч.

Конни подняла куклу и показала ей божка.

— Ты его видишь, Минни? Это Биликен. Он король карнавала.

Подошла мама и тоже посмотрела. Спустя минуту Конни взглянула на мать. Та отвернулась, закрыла глаза и прижала к губам носовой платок.

— Мама! Тебе плохо?

Мать открыла глаза и улыбнулась, все еще не отнимая платка от лица.

— Нет, дорогая.

Но все же она отошла в сторону и прислонилась к колонне.

На балкон широкими шагами вышел отец.

— Здравствуй, красавица! А где мама?

— Вон она. По-моему, ей плохо.

— Что с тобой, Конча?

— Ничего, все в порядке.

— Вы давно меня ждете?

Мама с улыбкой подошла к ним.

— Мы только что пришли, — сказала она. — Девочка хотела посмотреть на старого Биликена.

Папа взглянул на божка.

— Говорят, я похож на него.

— На этого урода?

— Так ты думаешь, я на него не похож?

— По крайней мере уши у тебя гораздо красивее.

— Как приятно, что тебе нравятся мои уши.

— Нам пора, — сказала мама. — Конни, попрощайся с Биликеном.

— Я не хочу с ним прощаться! Я хочу взять его с собой!

— Пресвятая дева! — воскликнул папа.

— Но это невозможно! — сказала мама.

— Но я хочу! Я хочу взять его домой!

— Послушай, — серьезно сказал папа. — Старый Биликен должен сидеть здесь. Это его работа. А то не будет карнавала.

— Ну и пусть, ну и пусть! Я хочу забрать его с собой!

— Но ты же совсем забыла про Минни, — сказала мама, опускаясь перед ней на корточки. — Она ведь очень ревнива. А две куклы сразу любить нельзя. Если ты хочешь взять домой Биликена, тогда придется выкинуть бедную Минни. Итак, кого ты выбираешь — Минни или Биликена?

— Биликена! Биликена!

И Конни швырнула куклу на пол.

У матери сверкнули глаза, и она ударила девочку по щеке.

— Немедленно подними куклу!

Конни перестала плакать и удивленно уставилась на мать.

Все еще дрожа, мать тоже смотрела на нее, нервно сжимая в руках платок. Отец беспомощно глядел на них обеих.

Мама опять присела на корточки и принялась вытирать ей слезы.

— Не будь такой жадной девочкой, — сказала она. — Тебе ведь на самом деле не нужен Биликен, пока у тебя есть Минни, верно? Ну, а теперь пошли.

Конни позволила увести себя, но все время оборачивалась взглянуть на Биликена. Папа поднял бедную Минни и мрачно шагал за ними.

На следующий день Конни бросила Минни в пруд, а потом побежала домой и сказала маме, что куклу украл вор.

— Посмотри, он у меня еще и браслет украл!

Мама ничего не сказала. Она сидела на веранде в большом плетеном кресле, глядя прямо перед собой, и казалась такой больной, что Конни, собиравшаяся спросить: «А теперь мне дадут Биликена?», вдруг испугалась и посмотрела туда же, куда смотрела мать. Но там ничего не было, только розы, дорожка и железные ворота, у которых, скрестив руки, замер часовой в хаки с пистолетом на боку. Когда-то этот дом стоял в сельской местности, и вокруг него до сих пор зеленели остатки прежних садов и рощ, отделенных теперь от города высокой стеной. По ту сторону стены лепились убогие домишки с нарисованными на дверях крестами — то были голодные тридцатые годы, и говорили, что по ночам по улицам бродят три ведьмы.

Интересно, что же видела мама — ведьм?

Конни перегнулась через ручку кресла и прикоснулась к плечу матери. Мама тут же улыбнулась и посмотрела на Конни.

— Так ты говоришь, плохой человек украл бедняжку Минни?

— Да, мамочка.

— И ты очень испугалась?

— Да, очень.

— Бедненькая! Иди ко мне — никто тебя не обидит.

И мама посадила Конни к себе на колени.

— Что же нам придумать для нашей малышки? Чего ты хочешь — мороженого?

— Нет, мамочка.

— А может быть, мы пойдем в кино, посмотрим Микки-Мауса?

— Да! Да!

— Хорошо. Тогда мы наденем самое нарядное платьице и пойдем в кино, а потом будем есть мороженое.

Конни подождала немножко, но мама не отпускала ее. Обнявшись, они смотрели в глаза друг другу, и все улыбались, улыбались и улыбались, и в конце концов Конни решила, что они играют в игру — кто первый перестанет улыбаться.

Когда тем же вечером Конни залезла в постель, под простыней она нащупала что-то твердое. Там лежала бедняжка Минни — голая, грязная и мокрая. Конни в слезах прибежала к маме.

— Тише, тише, дорогая. Что случилось? — спросила мама.

— Минни! Она там, в моей постельке!