София Блейк - Шлюха. Любимая

— Этот вариант не рассматривается, — я поднялась с места, взглядом приказывая Борису Аркадьевичу следовать за мной.

— Да что ж Вы такая вспыльчивая, девушка? Борис Аркадьевич, ей-богу, повлияйте как–нибудь на правах старшего, — кажется, впервые с начала разговора медведь удостоил вниманием Бориса Аркадьевича, правда, длилось это считанные секунды.

Я видела колебания моего директора, который попытался было встать, потом раскрыл рот, чтобы произнести что–то, но так и остался молча сидеть. Вошла рослая — под стать самому руководителю — девушка с тонкой планшеткой в руках.

— Дарья Алексеевна, принеси гостям дорогим, чего они сами изволят.

— Что вы будете пить? — девушка, стоявшая в шаге от меня, казалась совсем молоденькой… медведицей. Я поняла, что передо мной дочка директора и учредителя.

— Ничего, спасибо, — сказала я, — нам пора идти.

— Сядьте на пару минут! — рявкнул Алексей Иванович. — Что Вы, как барышня-гимназистка, ей-богу! Нам надобно порешать еще один важный вопрос.

— Это какой? — спросила я, словно дура.

— Ценовой, — кивнул головой здоровяк, весьма довольный тем, что я ему подыграла. — Думаю, переуступка арендных обязательств обойдется нам в сто тысяч американских долларов. Это огромная сумма, в принципе, отвечающая рыночной стоимости объекта. Как видите, люди, от лица которых я уполномочен сделать Вам такое предложение, хотят быть корректными и обеспечить Вам достойную сделку.

Сейчас Алексей Иванович говорил предельно веско, излучая тяжелую энергетику полководца и диктатора.

— Пойдемте, Борис Аркадьевич, — я повысила голос и взялась за дверную ручку, — у нас еще масса дел на сегодня.

— Зачем же так, Софья Николаевна? — медвежьи глазки сверлили меня, как таёжная буровая — вечную мерзлоту.

— Всего доброго, — процедила я, видя, что мой директор выкарабкивается из–за стола. — Запомните, что к двадцатому ноября вас здесь уже не должно быть. В противном случае, двадцать первого числа здесь встанет на дверях ОМОН, а днём раньше я отключу вам электроэнергию.

— А матку наизнанку тебе не вывернуть, сука мелкая?! — Алексей Иванович взвился из своего кресла и теперь выглядел, как поднятый из берлоги хищник.

Крупная девочка с лицом добродушного медвежонка вжалась спиной в дверной косяк. Мне пришлось чуть подвинуть ее, открывая дверь, и я вышла в торговый зал, гордо цокая каблучками осенних полусапожек от Fendi. Возможно, другой женщине на моем месте было бы страшно спиной ощущать присутствие вставшего на задние лапы медведя, но, честное слово, оставаться в комнате один на один с некоторыми клиентами было намного страшнее, чем дефилировать по собственному помещению под неравнодушными взглядами продавцов.

Борис Аркадьевич понуро плелся позади меня, и я слышала его шаги все время, пока мы не вышли наружу, где нас ждала скромная «восьмерка» черного цвета, та самая, которую я продала Борису Аркадьевичу пять лет назад.

По рыночным ценам на сегодняшний день машина не стоила практически ничего в сравнении с недвижимостью, которая пока что принадлежала мне, пусть даже на правах долгосрочной аренды. Несмотря на мою браваду в кабинете сантехнического руководства, ситуация не представлялась излишне благополучной. Скорее, наоборот. Слова были сказаны, и каждая сторона теперь представляла, чего хочет противник. Юридически права на площадь полуподвала были моими, но в нашей стране каких только дорожек не протоптало беззаконие, чтобы сильный становился еще сильнее и богаче, а слабый знал свой шесток. Что там ни говори, но сторона конфликта под странным названием «Терамитем» была чертовски слабой, а наиболее слабым ее звеном был директор-пенсионер.

Как бы я когда–то не относилась к Борису Аркадьевичу, но теперь следовало убирать его из игры.

— Я вряд ли ошибусь, если скажу, что наш любезный Алексей Иванович знает про вас всё, — утвердительно сказала я, сидя на пассажирском сидении «восьмерки».

— Ну, я не ставил перед собой задачи законспирироваться, — сказал Борис Аркадьевич. — Вначале ничто не предвещало того, что они поведут себя непорядочно.

— И это говорит человек с вашим жизненным опытом! — горько вздохнула я.

Борис Аркадьевич молчал.

— Слушайте теперь, что нужно делать, — резко сказала я. — Вы передаете мне печать и все документы «Терамитема», включая заявление о вашем увольнении. Потом оформляете мне доверенность на эту машину и летите к своей дочери с родительским визитом. Насколько я понимаю, вы должны были чудовищно соскучиться по внуку.

— Ну, по правде, я не собирался в этом году…

— Борис Аркадьевич! — я вывела свой голос на максимум убедительности. — Когда большие мужики станут совать вам в жопу паяльник, вы вспомните этот разговор и поймете, что, не последовав моему совету, совершили самую большую ошибку в жизни. Поэтому отныне извольте выполнять мои распоряжения неукоснительно!

— Но как же ты останешься совсем одна против этих бандитов?

У меня готова уже была сорваться весьма едкая реплика насчёт боевых качеств такого напарника, как Борис Аркадьевич, но я сдержалась. Из последних сил старалась не расхохотаться в ответ на его заботу. К счастью, у меня получилось.

До конца того памятного сентября я совершила еще несколько важных дел: мы с Даниэлем подали заявление в центральном загсе города Москвы, и нам назначили дату бракосочетания в декабре, перед самым Новым годом. Я сама назначила себя новым директором «Терамитема» с окладом в минимальную зарплату, установленную законодательством. Я набрала для Даниэля двенадцать учеников, отсеяв, на всякий случай, девушек старше пятнадцати и младше сорока лет. Я восстановила отношения с Машей Поповой, Саней и Татьяной (бывшей Сабриной, а нынче матерью симпатичного трехлетнего пацана и респектабельной москвичкой). Я все еще не решалась позвонить Тимуру, потому что не могла представить, как это я скажу «нет» на его предложение свидания. И, наконец, в предпоследний день сентября, я отвезла в Шереметьево Бориса Аркадьевича, строго настрого запретив ему возвращаться в Россию, пока я не разрулю ситуацию с нахальными арендаторами.

Борис Аркадьевич сокрушенно качал головой: ему несколько раз уже звонили с угрозами, чтобы он подписал какие–то документы, выпытывали мой настоящий адрес, которого он, кстати говоря, не знал. А я даже не была прописана в квартире, зарегистрированной на мамино имя, так что найти меня действительно представлялось проблематичным. Все это убеждало Бориса Аркадьевича в том, что моё распоряжение уехать из страны было весьма дальновидным и правильным. Однако, он еще хорохорился, изображая из себя заботливого опекуна: