Наталья Милявская - ПИТЕР глазами провинциалов

«Я искал ее всю жизнь!» — горячо сообщает один прыщавый подросток другому, попадаясь вам навстречу в белесой ночи. «Я влюбилась!» — счастливо верещит в трубку ваша знакомая. «Мне больше никто не нужен!» — уверяет свою подружку парень за соседним столиком в кафе. С их одухотворенных лиц впору немедленно писать живописный шедевр.

В период с мая по сентябрь съем однокомнатных квартир или комнат в коммуналках увеличивается как минимум вдвое — счастливые парочки вьют гнезда. Сумасшедшие люди таскаются по бесконечным просторам Икеи, выбирая матрацы, кресла и половники. Продавщицы цветов делают двойную выручку. Пишутся невероятные по своей красоте и пронзительности стихи. Устраиваются романтические пикники за городом — иногда, приехав в выходной день в какое-нибудь Солнечное, невозможно отыскать свободного местечка — все лужайки и пляжи усеяны целующимися парочками. И все вокруг вас — а, может, и вы сами — строите грандиозные планы на будущее.

Впрочем, уровень очарования зачастую идет на убыль одновременно с тем, как уменьшается световой день — и уже к октябрю-ноябрю самый страстный роман вашей жизни может превратиться в банальную скучную интрижку. «Блин, она меня просто достала!» — сетует в разговоре со своим другом тот самый мальчик, что покупал розы охапками в июне. «Что я в нем нашла?» — удивляется по телефону ваша знакомая. «Давай расстанемся друзьями!..» — произносите вы скороговоркой, запихивая свои вещи в объемную спортивную сумку. Разочарование накрывает вас почти также неизбежно, как пронизывающий осенний дождь.

Не огорчайтесь — в следующем мае ночи снова пойдут на убыль!

Однако попробуйте произнести вслух, что и в других регионах России — кроме, разумеется, не менее легендарного Заполярного Круга, края диких лишайников и не менее диких оленеводов — есть белые ночи. Любой житель города Санкт-Петербург недоверчиво изогнет бровь — не может быть! Что вы говорите, в Перми тоже бывают белые ночи? Подумать только… Но не надейтесь, что данным заявлением вы открыли для кого-то из местных Америку — вам все равно не поверят. Ну не может быть белых ночей нигде, кроме как на территории легендарного города на Неве, не может быть, и точка! А эти ваши «какие-то другие» белые ночи, как минимум, не такие уж и белые, как максимум же — вообще обман и надувательство.

Есть, есть белые ночи и в Мурманске, и в Северодвинске, и в Нижневартовске… Просто в Санкт-Петербурге они и вправду особые: воспетые в гениальных строках классиков и возведенные в ранг события государственной важности — попросту, грамотно распиарены.

В Санкт-Петербурге денег нет. Совсем. Он были здесь когда — но сплыли, были вывезены, растрачены или разграблены. Поэтому не то, что на маленькую главу — на маленький абзац не хватит рассказа о деньгах города на Неве — так что не обессудьте!

Еще один петербургский феномен не дает мне покоя. Столкнетесь вы с ним, если ночевать во время визита на благословенную питерскую землю придется вам у кого-то из знакомых. Попав с праздничных проспектов и милых переулков в чье-нибудь съемное жилье, вы поймете: жизнь за фасадами шикарных особняков и исторических зданий полна сюрпризов…

Если финансовое положение позволяет вам снять номер в гостинице, или квартиру на пару суток, состояние жилого фонда в городе на Неве наверняка обойдет вас стороной. Если же судьба вынудит вас преклонить бездомную главу на пару ночей у друзей, снимающих жилье в пределах исторического центра, впечатления от визита в Санкт-Петербург станут куда полнее! Ветхость жилого фонда северной столицы легко может быть занесена в книгу рекордов Гиннеса — нигде больше вы не найдете столько неухоженного, требующего капитального ремонта или вообще сноса, жилья.

Вот коммуналка на Лиговском проспекте — здесь живет сестра моей подруги, Кира, студентка третьего курса. После подъема на третий этаж по узкой обшарпанной лестнице вы попадаете внутрь — и квартиру тут же оглашает гулкий металлический звук. Макушка ваша задела низко висящее в коридоре алюминиевое корыто. Не разувайтесь, у соседей любознательная собака! Куртки также лучше прихватить с собой — и проследовать за Кирой по длинному, темному, увешанному невообразимым хламом коридору, в ее комнату. Дверь слева, дверь справа, снова слева. До революции помещением явно владела состоятельная семья. Полы под ногами, которые, кажется, лежат здесь со времен Александра Третьего — длинные доски, испещренные истертыми разводами красок всех цветов радуги — предательски скрипят, так что тихонько проскочить к себе в комнату посреди ночи Кире наверняка удается с большим трудом.

Сама комната — это квадрат три на четыре, с одним окном и белеными лет десять назад стенами. При внимательном осмотре помещения понимаешь, что одна стена комнаты — это просто куда более поздняя перегородка, призванная разделить одну большую жилплощадь на две маленьких — наверху, посреди этой самой стены, на потолке видна лепнина от люстры, некогда висевшей в большой зале. Платяной шкаф с провисшими дверцами, в который Кира складывает свой нехитрый скарб, наверняка знавал в лицо еще товарища Кирова. И даже наличие телевизора и кровати из Икеи с модным кокосовым матрацем, новенький ковролин и цветастые занавески на окнах не могут скрыть общего убожества жилплощади.

Хотите продолжить экскурсию? Загляните в кухню! Для этого вам нужно пройти обратно по коридору почти до входной двери и шмыгнуть в коридорчик-ответвление (не споткнитесь о стоящий за углом здоровенный сундук). Коридорчик приведет вас в большое квадратное помещение, выкрашенное светло-коричневой краской и уставленное по периметру давно вышедшей из употребления кухонной утварью. Обшарпанные столы, крытые полуистлевшей клеенкой. Советские алюминиевые сушилки для посуды, прикрученные к стенам. Чудовищные буфеты с истертыми боками — такое ощущение, что их нарочно терли наждачкой для придания еще большей винтажности. Бесконечные полки, срубленные топором из подручных средств и рядами развешенные под потолком. Невесть как затесавшиеся сюда пластиковые китайские этажерки, заставленные прочерневшими насквозь сковородами, кастрюлями и плошками. И кривоногие уродливые доисторические газовые плиты — штук пять, не меньше.

Это не кухня — это кунсткамера! За весь этот антиквариат какой-нибудь музей постмодернистского искусства заплатит сумасшедшие деньги. В этом интерьере с легкостью можно снять пару реалистичных эпизодов про блокаду Ленинграда. Но экспонаты действующие — на колченогих плитах и разделочных столах ежедневно готовится еда, и новые жильцы, заселяясь на место старых, получают в наследство доисторических мастодонтов, притаившихся на кухне. Кажется, если остаться на кухне случайно после того, как выключен свет, эти монстры накинутся на тебя, повалят на пол и вцепятся в шею своими ржавыми решетками.