Геннадий Баннов - За огнями маяков

— Товарищи, внимание! Предлагается дамский вальс. Не простой, а дамский, белый, как его еще называют. Приглашают девушки. И дамы, конечно, — он добавил скороговоркой. — Кавалеры воздерживаются. Вы танцуете, а жюри тем временем присмотрится и оценит.

Радиола заиграла вальс «Над волнами». Машенька пригласила Гену Седова, Света — свою подружку. Олег разговаривал с Гошей Цаплиным и никого не видел вокруг. Тем временем через весь зал прямо к нему направлялась сама эта юная красавица, которой любовались, девушка, внимания которой жаждала едва ли не половина присутствующих парней. Олег затаил дыхание. Остановилась как раз перед ним. Сделала реверанс — чуть присела, юбку придержала рукой. Вопросительно он приставил к груди руку: приглашаете меня? Она сделала глубокий кивок. Чуть помедлив, он отвел ее подалее от края, где уже танцевали и могли помешать другие пары, и стал кружить девушку на расстоянии вытянутой руки. Пела знаменитая Русланова:

Сладкая гармония неповторимого голоса кружила их, вдохновляла. Центробежная сила отодвигала их друг от друга, музыка и руки, наоборот, держали и не отпускали. С замиранием, какого Олег и не предполагал в себе, ощущал близость смелой девочки этой, то и дело касавшейся его грудью; держал за тонкую талию, и девушка повиновалась его рукам и вальсировала так складно! Сейчас ему казалось, что танцуют они не среди разношерстной толпы, а одни на всем белом свете.

Песня закончилась неожиданно. Провожая девушку, он спросил:

— Как вас зовут?

— Вера… — Она посмотрела с улыбкой, сверкнули сузившиеся восточные глаза.

— А меня Олегом Ивановичем.

— Знаю. Вас все знают.

Не видел, что женщины из училища ревниво следили за его танцем с девушкой, чтобы потом заинтересованно комментировать среди знакомых. Не видел, как любовались им все, кто любит его и хочет хоть в чем-то на него походить: воспитанники, боксеры в частности. Нет, не видел и Ларионова, зорко следившего за каждым движением Верочки, поразившей его своей живостью и красотой.

Зал отдыхал, снова готовился к танцу. А музыка задерживалась: на сцене совещались.

— Единогласным решением, — Миша наконец взял в руки микрофон, — первое место и приз за исполнение вальса присуждается — (затянувшаяся пауза) — Сибирцеву Олегу Ивановичу! Олег Иванович! Вы приглашаетесь на сцену для получения приза, — Миша громко призвал.

— Дак это! Он не один танцевал, вдвоем же они! — Гоша громко возразил и обернулся к Олегу: — Вы ведь танцевали с девушкой!

Правдолюб. Без него что вышло бы? Олег стал оглядываться, разыскивать в толпе Верочку. Увидел, что его юная партнерша стала позади подруги: спряталась. Пошел через весь зал. Подруга неожиданно отодвинулась и открыла Верочку. Взял ее, слегка сопротивляющуюся, за руку, вместе пошли на сцену. Появление двоих вызвало у жюри какое-то замешательство.

— Приз-то один, — развел руками Женя Егорченко.

— То-то, что один! — сокрушался Миша.

— Один, так один, ей и вручайте, — согласился Олег Сибирцев.

Установилось молчание. В зале звенела тишина.

— Ну, уж нет! — взорвался Женя Егорченко. — Вручим этот приз тебе, как решило жюри, а уж ты — как хочешь. Можешь и подарить.

Он, пожав руку, протянул Олегу коробочку с духами «Красная Москва» (стоили они аж пять рублей!). Олег публично, на виду танцующих, временно ставших зрителями, протянул дорогой приз покрывшейся пунцовым румянцем Верочке. Она значительно посмотрела в глаза, улыбнулась. За руку он проводил ее со сцены и… пошел в другую сторону. Гоша одобрил:

— Ты правильно сделал: мои слова дошли до тебя.

Танцы продолжались. Следующий Олег пропустил, Верочка ушла танцевать с очередным поклонником. Проходя мимо, стрельнула в него глазами. Об этом ее взгляде Гоша, смеясь, доложил ему: посмотрела-то, посмотрела!

На следующий тур, когда радиола играла танго, из названий которых Олег знал лишь «Брызги шампанского», он пошел приглашать Верочку. Как всегда, ее окружали кавалеры. Она вышла навстречу, отодвинув кавалеров направо-налево. Под ее руку попал и Ларионов.

Когда танцы закончились, девчонки собрались и ушли. Верочка, проходя мимо, улыбнулась и кивнула ему. Вслед за ними, быстро тоже одевшись, вышли парни толпой, человек десять-двенадцать. Ну, что ж? Молоды, ничем не связаны. А сегодня еще и праздник, Олегу подумалось.

Гоша что-то говорил, над чем-то, потешался, сверкая зубами. Подошли физруки, два москвича — Вена Калашников и Боря Тарасов.

— Хороший получился вечер, — отметил Тарасов.

— Удачный. Особенно удался «Запоздалый спортсмен», — поддержал Вена Калашников. — И ты хорошо сыграл этого дворника, — обернулся к Олегу. — И ты тоже Запоздалого, — кивнул Боре Тарасову. — А ты, мой дорогой, — опять к Олегу, — танцевал, ну, прямо здорово, дай я тебя поцелую. — Оба физрука Олегу пожали руку, присоединился к ним и Гоша Цаплин.

— Приз — это, пожалуй, по блату, — выказал он сомнение.

— Все может быть, — Олег не возражал.

— Оно и может быть, конечно, — наполовину Вена Калашников согласился. — Женька ведь, знаешь, как к тебе относится. Да, нет, все было по правилам: и девка у тебя была что надо, и сам ты орел. Кстати, почему не пошел ее провожать?

— Она еще молодая. Да и только что познакомился: прямо сразу и…

— Сразу и влет, чтобы падала, — Вена Калашников захохотал. — Вон она как расшаркалась перед тобой, когда приглашала. Она и в другой раз пожалует — губа у нее не дура. Вот тогда и пойдешь провожать! — хлопнул он Олега по плечу. Женатик учит холостяка, как и положено.

Земляк его, Боря Тарасов, потянулся.

— Ну, мне пора, братцы. На сегодня я отпросился по Олеговой просьбе, а как там у нам, в училище, — пойду посмотрю. — Он поднялся на сцену, зашел за кулисы, где у него висели пальто и шапка.

Воспитатель Женя Егорченко появился с известием:

— Гена-то наш, Седов-то! Пошел провожать Машеньку. Этот парень, скажу я вам, не промах. А тебя поздравляю, — пожал Олегу руку. — Ничего, что «Красную Москву» подарил — девка стоит того. — Последние слова сказал, прислонившись к Олегу, и едва не шепотом.

На улице было тепло, падал снег. И над всей страной, наверное, сейчас идет снег. И — тишина. Простившись с друзьями, Олег вышел на берег.

Темень на западе густая, непроглядная. Море размеренно и ровно шумит. «Как они там, — подумал, — за проливом-то, что там решают?» Давненько нет известий. О них с Гошей, должно быть, забыли.

«А ведь и Ларионов пошел провожать!» — внезапно он вдруг подумал.

Переведенный из Охинского училища новый физик, еврей, Борух Талалай подарил Олегу томик стихов русского поэта Алексея Толстого, изданный еще Марксом. Ну, зачитался. «Князь Михайло Репнин», «Василий Шибанов». А «Колокольчики мои, цветики степные!»