Геннадий Баннов - За огнями маяков

Не пляска это, блеск искрометный! Где они, муж да жена, выучились? Оба? Один другого лучше! Вена Калашников мельком взглядывал на круг, восторгался зажигательными движениями дражайшей своей половины, а как только она завершила пляску, отвернулся в сторону, будто нисколько ею не восхищался. Дал мужчинам и ее, и себя окружить и, переживая головокружительный успех, довольно улыбался. В толпе мужчин и молодых людей она прошла совсем близко от Олега, но — мимо. Мимо и своего благоверного.

Баян заиграл фокстрот — Тоня обернулась, протянула Олегу руку, он подхватил ее зажигательно и свободно, как когда-то в техникуме стал делать выпады и шутливые па, ведя за собой легкую и послушную, с неменьшей выдумкой жену своего друга Тоню Калашникову.

— Видел? — она спросила.

— Видел, это было здорово! Поздравляю! — Пожал руку.

— Ух, ты какой! Вот ты какой! — она воскликнула и на мгновение прижалась — обожгла своим прикосновением!

Музыка между тем скоро закончилась, все, как по уговору, стали садиться за стол. Гвалт стоял невообразимый. Мужчины обменивались по поводу Авенировой и Тониной пляски, а более активные тянулись к ней и к нему со стаканами чокнуться. Она обернулась к Олегу, глазами показала на графин, глазами же спросила: будет ли пить? Он помотал головой: нет. Отказался. Рядом сидящий Гоша, к его удивлению, опять «принял на грудь».

Вена Калашников пил, закусывал и, кажется, нисколько не хмелел, делался только тяжелым и грузным. Свою Тоню он уже потерял и, похоже, забыл о ней, а анекдоты мужикам по-прежнему рассказывал в образах. Когда Олег подошел, тот заканчивал матерную пародию на басню Михалкова.

Мужики разинув рот слушали и, оглядываясь на веселящихся женщин, ржали.

Впрочем, оглядывались и на подходящее начальство. Директор и его заместитель по теоретической и производственной работе, подойдя ближе, пригласили мужчин к столу. Олега персонально взяли под руки, будто насильно повели к еде и питью.

— Пойдем-ка, посидим да поговорим, как следует, — на ходу Иван Кузьмич приговаривал.

— Поговорить-то есть о чем, есть, — в тон поддакивал его заместитель Александр Васильевич.

И рядом, между собой, усадили его за стол, налили ему спирта и развели водой. И когда он, отказавшись пить, помотал головой, оба уважительно покивали и удовлетворенно согласились: правильно делает, что не пьет, так и надо.

— Хотя… Что-то не видно никого другого, который бы так же отказывался от предложенного стакана. Даже Гоша, друг твой.

Начальство, впрочем, выпило без Олега, закусив кусочком хлеба с икрой и какой-то зеленью.

— А вот Слава твой, тяжеловес-то… — начал было директор училища.

— Полутяж, — Олег поправил.

— Ну, полу… Полутяжеловес, пускай. Дак он, похоже, принимает это зелье. Выпивает, говорю. Я как-то видел его: идет и качается. Ты поговори с ним. А то он другой раз у Демина не выиграет ни за что. Поговори!

— Нет, не выиграет, если пить будет, — поддакнул замдиректора.

— А этот… в самом легком весе, Грибанов-то… — с восхищением заговорил директор Иван Кузьмич.

Олег рад был такому вниманию начальства к боксу. Слушал их комментарии. Больше слушал, не принимал участия в разговоре. Не сразу и заметил, как они переменили тему беседы.

— Мало ты у нас зарабатываешь, — заметил директор.

— Да-да, и я говорю мало, — утвердил Александр Васильевич.

— Куда мне еще? — Олег удивился. — И за третью группу вы доплачивали.

— Ну да, ну да. А сейчас-то третью группу передали Кучину, он же вернулся из плаванья. А группа-то ничего, получше стала. Дисциплину, по-моему, наладил.

— Да. А то совсем было заделались мариманами: подошвы по земле волочили, — добавил замдиректора.

— Ничего, поправим. В феврале у нас тут будут проводиться курсы судоводителей и судомехаников. Сейчас они в отпусках, а потом почти до апреля будут свободные — ну, тут и курсы им. А то что они закончили, где учились? Насчет тебя у нас был особый разговор. Грамотный, имеешь учительскую практику. Тебя и рекомендовали.

— Какой предмет вести? — Олег заинтересовался.

— Да физику твою. И техническую механику.

— По какой программе?

— Есть у них, в Госрыбтресте, и программа, и учебники. И у нас возьмешь в библиотеке, если надо будет.

Баян между тем играл, не переставая: мастер Терентьев сменял Мишу, а тот его. Танцевали почти все, кроме этих троих, занятых деловым разговором. Гоша вытанцовывал с толстушкой Светой из бухгалтерии, зубы его блестели в постоянной улыбке, и, смеясь, он то и дело прижимал партнершу к себе. Необыкновенному его подъему Олег удивлялся: произошли в нем какие-то перемены.

— Я смотрю, ты какой-то невеселый, — говорит директор Москальцов. — Дай, думаю, с ним побеседую.

— Да, все какой-то задумчивый, — добавляет замдиректора.

— А наши бабы говорят, у тебя есть тут хорошая партнерша на танцах. Красавица будто. Говорят, ты с ней и приз заработал… Кстати, почему ее не пригласил на этот вечер?

— Еще молодая, в школе учится.

— В каком классе?

— В десятом.

— Ну, какая это молодая? Окончит школу — и, пожалуйста, аттестат зрелости.

— Рано ей ходить по вечерам.

— Дак это же не «по вечерам». Это с тобой прийти на вечер туда, где ты работаешь.

— Да, это большая разница: ходить или с тобой вместе прийти на вечер, — подтвердил и Александр Васильевич.

— А Тоня эта Калашникова, — глядя в стол, задумчиво говорит Иван Кузьмич, — она, конечно, кого хочешь, собьет с толку. Вон как мужичье на нее зарится. — Глазами он поискал ее в толпе танцующих: она вытанцовывала с Семеном Гавриловичем что-то непонятное — не то полечку, не то краковяк. — И куда только Авенир Палыч смотрит? Вот такую вот вертихвостку только не возьми, Олег Иванович!

— Москвичка, что с нее взять, — подтвердил замдиректора, будто сам не был коренным москвичом.

— Поговорили и ладно. — Иван Кузьмич прихлопнул ладонью по столу. — Иди, веселись, как вон веселится твой друг Георгий. Это ведь наши бабы, женщины то есть, попросили нас с Александром Васильевичем, деликатно с тобой побеседовать: парень ты холостой, молодой — не сбили бы тебя с толку. Ну, иди, танцуй себе. Вон, гляди, Тоня Калашникова как на тебя смотрит…

Как только Олег встал из-за стола, она бросила своего партнера Семена, пошла к Олегу. Откуда ни возьмись, явился Дед Мороз, ходил вдоль столов, что-то говорил про трудную северную дорогу, да кто его слушал? И его усадили за стол и налили ему спирта. Кто он, откуда? Когда сняли с деда парик и усы, и бороду, оказался он просто Геной Седовым. Машенька сидела одна и смотрела в его сторону. Гена с другой стороны. Колдовал над налитым ему спиртом.