Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово

Сзади меня обвивают руки. Верена вернулась. Она помылась и снова надушилась «Диориссимо». Я вдыхаю аромат ландышей. Ее груди прижимаются к моей спине. Она целует меня в затылок и шею.

— Забудь о том, что я говорила.

— Я уже забыл.

— Все это чушь… У кого не бывает таких снов… мы ведь любим друг друга…

— Да.

— Все будет хорошо, правда?

— Все будет хорошо.

— Сделай так еще раз. Пожалуйста, сделай. Чуть повыше. Да, вот так. Нежно-нежно, совсем нежно.

— Я сделаю все, что ты хочешь… столько, сколько ты хочешь…

— Ты просто чудо… я люблю тебя… я действительно люблю тебя… ты веришь?

— Да.

— Виски! Ты налил мне виски? Не опрокинь его.

— Не опрокину. Делай так еще… делай еще…

Камин. Огонь в камине. За ним море. Вот снова проплывает огонек, свет корабля в ночи, далеко-далеко — там в дали поблескивающего моря.

Я просыпаюсь. Огонь уже догорел. Часы на руке показывают десять минут пятого. Во сне Верена все еще держит меня в объятиях. Прежде чем уснуть, мы погасили свет, раздвинули занавески и открыли окно.

На востоке небо уже посветлело. Я наблюдаю, как с каждой минутой меняются краски. Сначала море совсем черное, потом серое, а затем зеленое.

Потом появляется солнце, и море сразу начинает слепить глаза.

Верена дышит спокойно и ровно.

Солнце поднимается все выше. Горные склоны вокруг озаряются его лучами, и на кустах по опушкам лесов, над красными, коричневыми и желтыми выжженными, мертвыми склонами раскрываются бесчисленные красные цветы. Я лежу рядом с Вереной и думаю о том, как все будет, когда мы станем жить вместе. Может быть, и у нас будет дом. Может быть, я когда-нибудь буду зарабатывать много денег.

В семь часов я осторожно высвобождаюсь из Верениных объятий и иду на кухню. Проходит некоторое время, пока я осваиваюсь здесь, а потом принимаюсь готовить завтрак. Когда закипает вода, я слышу звук, напоминающий рыдание.

Я оборачиваюсь.

В дверях стоит Верена. Покрасневшие после сна глаза. Она голая и, держась за дверной косяк, лепечет:

— Оливер…

— Что такое, милая?

— Тебя не было, когда я проснулась… Я… я так страшно перепугалась, что ты ушел…

— Тебе показалось?

— Да… обними меня… держи меня крепче… останься со мной…

— Но я же с тобой и никогда тебя не оставлю!

— Никогда?

— Никогда!

— Пошли в мою спальню.

Вода для кофе вскипела, чайник лопнул. Мы все это слышали, но проигнорировали.

Позавтракали мы только в девять часов. Мы были очень голодны.

Отсюда и вправду видна Корсика — черная полоска земли на горизонте. Веренина моторная лодка очень удобна. Мы уплыли далеко в море — так далеко, что нашей бухты и не видать. Мы взяли с собой вино и холодную курицу. Все бутылки с вином висят за бортом в воде. Палит солнце, но постоянно дует ветер. Вода совершенно прозрачная, и сквозь нее видна морская глубь с рыбами и громадными медузами, переливающимися удивительными красками: золотой, красной, зеленой, голубой, желтой, серебряной.

Мы так далеко от всех людей, что снимаем наши купальные костюмы и прыгаем в море голышом. Мы плаваем вокруг лодки, обнимаемся, идем при этом ко дну. Верена прилично наматывается воды, и я тоже. Мы снова забираемся в лодку, обхватываем друг друга. Уходим друг в друга. Лодка тихонько покачивается.

Мы достаем из воды бутылку. Мы сидим голые в нашей маленькой лодке, едим руками курицу и пьем вино из горлышка. И никто нас не увидит.

Лодка дрейфует. Мы лежим рядышком на надувном матрасе и курим вдвоем одну сигарету.

— Ты думаешь, что будешь любить меня всегда?

— Всегда, Верена.

— Я сняла тебе комнату в Касацции, милый. Крохотное местечко, чуть южнее Портоферрарио. Я хочу, чтобы ты жил в двух шагах от моря и я в любое время могла заехать за тобой на лодке. Комната совсем недорогая. Я… я надеялась, что смогу здесь дать тебе побольше денег, но мой муж какой-то странный в последнее время. Он заставляет меня отчитываться даже за хозяйственные расходы. У меня есть деньги, но немного.

— У меня самого достаточно.

— Я думаю, что в Касацции тебе понравится. Так будет безопаснее. В Портоферрарио он часто бывает и мог бы тебя там увидеть. Это было бы слишком рискованно.

— Да, Верена. Ты права. А если ты когда-нибудь не сможешь вырваться, то я займусь писанием нашей истории. Я захватил с собой побольше бумаги и целую коробку карандашей.

Она целует меня.

— Откупорь еще одну бутылку, Оливер.

— Но этак мы с тобой напьемся.

— Ну и что? У нас еще целый день впереди. Мы останемся в лодке до вечера.

— Блеск!

— Так что, откупоривай бутылку.

Мы пьем, и я чувствую, как снова пьянею. Я и вправду, видать, здорово захмелел. Иначе бы я не сказал:

— Если ты меня когда-нибудь бросишь, я умру.

— Чушь.

— Нет, я вправду.

— Дай-ка мне бутылку. Спасибо. И не говори таких вещей.

— Ты меня когда-нибудь бросишь?

— Никогда.

— Нет, бросишь.

— Оливер!

— Не сердись. Это я оттого, что страшно боюсь этого.

— Разве могут корни покинуть дерево?

Тихо покачивается лодка. Тихо-тихо. Корабль-рудовоз вдали. Инверсионный след самолета в небе. Вино. Солнце.

Мы проплыли вдоль северного побережья острова, по бухте Процкио и мимо Баньо, где живет миссис Дюрхэм. Когда мы стали приближаться к берегу, мы оделись. Мы видели темно-зеленые леса и суперсовременные виллы среди цветущих садов на отвесных склонах гор. А сейчас мы сидим на одной из террас маленького бара. Бар расположен в Марчана Марина, рядом с единственным, кажется, здесь шоссе.

Мы пьем кьянти и наблюдаем за рыбаками, которые готовят свои лодки к ночному лову в море. Они чистят стекла фонарей, укладывают сети, они смеются и дурачатся друг с другом. Они бедны, но веселы. В Германии столько богатых людей. Но вот только когда они смеются? И можно ли их назвать веселыми?

Солнце садится.

На тротуаре перед баром стоит огромный американский музыкальный автомат. У музыкального автомата околачиваются пять девочек и мальчик. Одна из девочек уже умеет читать, но ни у кого из них нет денег. Насколько я понимаю, та, что уже знает грамоту, читает вслух для всех названия шлягеров, которые можно было бы послушать, будь у них деньги.

Но я-то не настолько беден!

С помощью хозяина и обрывков латинского, английского, итальянского и немецкого мне удается уяснить, что для того, чтобы послушать три песни, нужно бросить в автомат монету в сто лир. Я даю девочке, уже умеющей читать, сто лир. Реакция на это несколько неожиданная, но вполне логичная. Разгорается невиданный сыр-бор! Какие песни выбрать? Поднимается несусветный шум…

Но вот через улицу переходит Верена. Следует драматическое объяснение по-итальянски. Верена дает всем детям по сто лир. Теперь каждый может послушать свою любимую песню.