Константин Кропоткин - Призвание: маленькое приключение Майки

невпопад сообщил Мойсла.

Лучше песни не нашлось. В том, 1995-м, году в музыкальном эфире маму другими словами не поминали.

— Маюшка, где ты?! Домой! — Ратла спешил возвратить девочке ее же воспоминания.

— Я иду, — сказала Майка.

— Куда? — спросил Никифор.

— На выход.

— А где выход? — директор Пан опять придуривался.

— Там же, где и вход, — немного подумав, предположила девочка. — От подъезда налево, потом через парк, до пустыря, там найти лужу и…

— …в нее сесть, — Никифор засмеялся.

— Можно и просто войти, — буркнула Майка.

— Куда?

— Ну, в воду.

— Невозможно войти дважды в одну и ту же воду, — произнес Никифор.

— Вот уж и нельзя? — не поверила Майка. Она ведь так соскучилась по папе и маме. — А если попробовать? Попытка не пытка.

— Как сказать, — покачал головой Никифор. — Ты хочешь, чтобы тебя протащили сквозь игольное ушко? Как верблюда?

— Я не верблюд, — насупилась Майка. — Я — девочка.

— Пока еще девочка, — согласился он. — Но скоро ты станешь подростком, потом вырастешь в девушку…

«В барышню», — мысленно поправила Майка.

— Ты растешь, корявка, — продолжал провожатый. — Ты стоишь здесь, а земля приближает тебя к солнцу — скоро лето, — приставив ко лбу ладонь, Никифор поглядел наверх. — Припекает понемногу.

Майка кивнула: майский день разгорался.

— Ты возвысилась.

— Над кем? — подозрительно спросила Майка. Уж не думает ли он, что она превратилась в задаваку?

— Ты возвысилась над собой. Ты узнала себя с новой стороны. Теперь у тебя другой человеческий размер. Дверь, в которую ты вошла, для тебя уже слишком мала. Выход из детского мира в другом месте.

— Где?

— А если подумать?

— Как в кино?! — уточнила Майка. В их кинотеатре «Дружба» так и было: заходишь в одну дверь, через фойе, а выходишь в другую — прямиком на улицу. — А где здесь слово «выход»? — спросила она, окинув взглядом окрестности, но подходящей вывески не обнаружив.

— Не ищи простых путей, ищи правильные, — Никифор заговорил чужими словами.

Жужики затихли. Разгладив шерстку на пухлых боках, они застыли между Майкой и Никифором, не то соединяя их, не то разделяя…

— Я сама выбираю себе дорогу, — вдруг заупрямилась Майка. Она не собиралась говорить по-взрослому, но слова без спросу срывались с ее языка. — Это моя собственная жизнь, мой личный путь, мой добровольный выбор…

— Вы правы, Ваше Внучатое Преосвященство, — чуткий Никифор поспешил согнуться в церемонном поклоне, а распрямившись, заговорил до крайности торжественно. — Это ваш выбор. Вы делаете выбор, а выбор делает вас. Решив взобраться наверх, вы волей-неволей отрываетесь от земли. Вы поднимаетесь. Вы решаете все более сложные упражнения, обретаете иные, непростые занятия. Иногда кажется, что новые задачи вам не по силам, но устоять на месте невозможно: ступеньки прожитой жизни тают под вашими ногами, и остановка означает не спуск, а падение. Вы можете замедлять шаг, вы можете бежать, но главное — вы должны стремиться вперед. Таков закон.

— Он правильный? — спросила Майка, уже зная ответ.

— Он единственно-возможный. День за днем, шаг за шагом, ступенька за ступенькой — вы растете, крепнете…

«Расцветаю», — с надеждой подумала Майка.

— Только вперед и только все вместе, — краснознаменным хором пропел Мойсла.

— А Беренбойма я буду звать «Коленькой», — напоследок выдал Майку паршивец Ратла.

Девочка ступила в подъезд собственного дома.

— До свидания, — сказал напоследок чудак-директор. А значит, они еще встретятся.

Телевизор в будочке теть-Жени показывал концерт. Вахтерша спала, не закрывая глаз, а большие круглые часы над ее головой сообщали время.

— Пять минут седьмого, — Майка не верила своим глазам.

Она побывала в пустыне и в лесу, она обошла «Детский мир» сверху донизу, она побывала на балу у Примы, а получалось, что прошло всего-то пять минут.

— Всего-то переменка.

«Пять минут, пять минут», — должен бы спеть Мойсла стародавнюю песенку. Уж очень она подходила к этому моменту. Но жужик молчал. Вместе с оранжевым братцем, он, как мячик, мирно покоился в рюкзаке.

Сам рюкзак, забытый возле скамейки в парке, просто взял и проявился у Майки за спиной, став последним чудом этой невероятной пятиминутки.

— Миссия, — вспомнила Майка смешное слово, с которого началось ее Маленькое Приключение, и заторопилась домой.

Она бежала вверх по ступенькам, а по дороге грызла мороженое в вафельном стаканчике — прощальный подарок Никифора.

Ее мечта исполнилась, но Прочий мир об этом не подозревал. Призвание пришлось аккурат на воскресенье, когда все спят до последнего, чудесам и неожиданностям на пользу. Никто не заметил отсутствия девочки.

Она отомкнула дверь. Потихоньку, стараясь не шуметь, сняла туфли. Поставила рюкзак на прежнее место. На цыпочках прошла в комнату. Разделась, села на постель, оказавшуюся неубранной, потянулась к подушке и…

…упала.

Майка вновь оказалась там, где все знакомо и незнакомо. Под шепот розовой жемчужины, она попала туда, где взрослые играют в детские игры, где озеро переливается перламутром, а деревья блестят изумрудами, где фантазии считают себя правдой и сами собой падают в руки, словно зрелые плоды…

Девочка очутилась между небом и землей.

Она увидела сон.

Ей пригрезилась Фея. Наверное, она заглянула в Майкин сон для того, чтобы расстаться друзьями.

Девочка была гостеприимной хозяйкой. Она первой сделала шаг навстречу.

— Можно я вам правду скажу?

— Я обижусь, если ты не скажешь, — колокольчиком прозвенела Фея.

— Мне очень понравилось быть у вас. И вы мне тоже очень понравились.

— Взаимно, — ответила Фея, — но ведь это не вся правда?

— Правда, — признала Майка. — Я хочу сказать, что не хочу…

— Так ты хочешь, или не хочешь? — красавица притворно насупилась.

Даже во сне Майка не умела разговаривать с волшебницами.

— Я не хочу, — сказала девочка. — Я не хочу, чтобы вы мне снились. Я хочу, чтобы вы были. По-правде, по-настоящему…

— Пусть так и будет, — повелела Фея. — Все в твоих руках, ребенок. Кто хочет, тот добьется. Чудеса бывают, а невероятное — очевидно.

— Так, я сплю, или вижу?

Девочка надеялась, что Фея хотя бы здесь все решит за нее. Избавит ее от муки выбора.

— Может, спишь, а может, видишь. А может, и спишь, и видишь, — сон был Майкин, а лукавость у Феи осталась ее собственной. — Как ты думаешь, ребенок, что будет с твоим миром, если тебя не будет?

— Не знаю.

— И никогда не узнаешь, — заверила Фея. — А раз так, то зачем ломать себе голову? Разве тебе у нас было плохо?