Андрей Школин - Прелести

— Обращал.

— Вот, вот… На примере музыки хорошо видно. Ты должен знать. Если музыкант на сцене ведёт себя, как отморозок, одежду носит соответствующую, черепа разные, поёт о том, что: «Видал всех на одной штуковине», сто процентов — он человек беззащитный и робкий. Хотя на сцене — монстр, кровожадный и ужасный. А познакомишься поближе — безобидное, хрупкое создание. За себя толком постоять не может, и в жизни своей ничего ещё не видел. Поклонники, которые подобную «крутизну» слушают, — такие же. А кто песни о сострадании и гуманизме слушает? Правильно. Тот, кто уже по уши дерьма нахлебался. И кровь пролил, быть может. Пришёл браток в кабак с «работы», где час назад троих «мимоходом завалил», заказал рюмку водки, слушает песню «про маму» и слёзы льёт горькие. Песня жа-лост-ли-ва-я… Да ещё и крестится через раз при этом. Впрочем, всё это и про меня сказать можно. Не один в один, конечно, но всё же… Что-то я самокритичен стал, чересчур? Ну, где там женщина моя?..

И словно услышав своего «кавалера», из ванной комнаты вышла, уже наложившая макияж и поправившая причёску, Лолита.

— Ты готова? — поднял на неё голову Измайлов.

— Да, почти… Застегни мне, пожалуйста, платье сзади.

Игорь встал и помог даме привести в порядок свой туалет.

— Ну, вот и всё. Нам пора, — он взял со стула пиджак и, не спеша, влез в его рукава. — Я рад, что успел с тобой поговорить. Хотя ты всё равно ничего не понял, — сказано было почти с издёвкой, в присущей Измайлову манере. — Мы с тобой словно по спирали живём…

— Чего? — я тоже поднялся. — По какой спирали?

— Ну, я же говорю — ничего не понял… — он взял Лолу за локоток и повёл в глубь коридора.

Последовал за ними:

— Когда появитесь-то?

— Скоро, скоро… — Измайлов обулся. — Ладно, прощаться не будем. Выходи, Лола, девочка моя… — и когда хозяйка скрылась за дверью, добавил: — Вампирёныш, старыми сказками вскормленный, — он, в который уже раз, засмеялся, прошёл в открытую дверь и вдруг, перейдя порог, оглянулся и, убрав с лица маску смеха, поглядел мне в глаза. Была в этом взгляде какая-то усталость, разбавленная вечной его насмешливостью, и даже, может быть, на долю секунды, что-то похожее на ненависть. Впрочем, он тут же приветливо улыбнулся и, подмигнув на прощание правым глазом, захлопнул за собой дверь. Я услышал звук шагов на лестнице, затем подошёл к окну и глянул вниз.

Лолита стояла возле «Мерседеса», ждала Игоря. Через минуту он вышел из подъезда, ни слова не говоря сел в машину, запустил женщину в салон и, включив фары, тронулся с места. Я проводил их взглядом до поворота, а затем вырубил свет и бухнулся в Лолину постель. Спать.

Проснулся от боя настенных часов. Бум — бум… Четыре раза. Открыл глаза и уставился в потолок. Начинало светать. Игорь и Лолита ещё не вернулись. Четыре утра. Нельзя сказать, что выспался, но спать больше не хотелось. Странное состояние. Раньше, в это время, я ещё даже не ложился. Хотя в Красноярске уже восемь, и видимо сработал будильник внутри меня.

По стене проползла полоса жёлтого света, запущенная в комнату фарами проезжающего мимо дома автомобиля. Проползла и исчезла. Презентация… Какая ночью презентация?

Сейчас бы, в самый раз, закурить сигарету. Лежать, делать затяжки, меланхолично сбрасывая пепел вниз, на пол. Размышлять о чём-нибудь глубоком… Жаль, что я не курящий.

Перевернулся на бок и накрыл голову подушкой. Какого хрена проснулся? Спать надо. Спать, спать…

Следующий раз, когда открыл глаза, на часах было чуть больше восьми. Свесил ноги с кровати, скинул одеяло и рывком вскочил. В квартире по-прежнему — никого.

Открыл настежь окно и пошёл в ванную комнату. Принял душ, оделся, поставил на огонь кофейник, включил телевизор. Когда кофе заварился, наскоро сделал пару глотков из маленькой чашечки, вспоминая, во сколько же Вадик предлагал встретиться? Получалось, что конкретного времени он не указывал. Попробовать на удачу? Может, и вправду он где-нибудь возле Киевского вокзала шляется?

Выключил везде свет, телевизор и, обуваясь, внимательно оглядел прихожую, ища ключ. Действительно, на вешалке висела какая-то связка. Попробовал — подходят. Сунул связку в карман и захлопнул за собой дверь.

Первым делом отправился на Ярославский вокзал, куда по привычке, всякий раз приезжая в столицу, сдавал вещи в камеру хранения. В последний раз так же, прямо с самолёта, перевёз сумку в знакомое место и теперь забрал её.

Спустившись в метрополитен, по кольцевой линии добрался до станции Киевская и вышел на поверхность уже в другом районе.

По выходу из метро, я оказался в самой гуще торгующего всякой всячиной народа. Натурально всякой всячиной. От колбасы непонятного сорта, до почтовых конвертов сталинского периода. Пройдя меж рядов и не обнаружив ни Вадима, ни его БМВ, повернул назад, перешёл дорогу и стал бродить возле коммерческих киосков. Срезая угол, обошёл с тыльной стороны эти «мини-маркеты» и сразу же наткнулся на группу цыганок.

ТАК ВПЕРЁД, ЗА ЦЫГАНСКОЙ ЗВЕЗДОЙ КОЧЕВОЙ… — вспомнилось.

— Дай, дорогой, рубль на хлеб, — подошла вплотную пожилая гадалка. — Всю твою судьбу дальнейшую поведаю. Дай, не жалей.

Сделал вид, что не услышал…

— Не жалей денег. Дай. Потом сам спасибо скажешь, — не отходила та. — Всего- то рубль прошу.

— Не дам, — поморщился и повернулся к ней спиной. — Даже на хлеб не дам.

— Ждёт тебя, красивый мой, дом казённый, — негромко так произнесла. В спину.

— Тьфу… Дура, — я опять вышел на заполненное людьми место.

Вот тебе, Андрюха, и Мохнатый шмель… Где Вадик-то? Обойдя все киоски и не найдя друга, направился в сторону гостиницы «Киевская». Вот тут-то и увидел знакомую машину с помятым крылом. Их там стояло много, машин.

Возле одной кучковались человек пятнадцать мужчин. Половина — русские, другая половина — «лица кавказской национальности». Горячо что-то обсуждали. Среди этих пятнадцати был и Вадик.

Подошёл к его автомобилю, положил сумку на капот и стал ждать. Повернулся спиной к братве, облокотился о БМВ, принялся разглядывать привокзальную картинку. Суетящихся, как в муравейнике, спешащих на посадку пассажиров пригородных поездов, желающих сделать «необходимую покупку» пассажиров дальних поездов, продавцов, стремящихся сбыть всё, что у них есть на руках, неважно кому, главное за сколько, и просто праздно шатающихся «москвичей и гостей столицы».

Наконец, Вадик закончил «очень серьёзные разговоры» и подошёл к машине. Поглядел в очередной раз на помятое крыло, выругался, пнул по колесу и протянул руку:

— Привет. Вот ещё забот прибавилось, машину ремонтировать. А на чём я всё это время ездить буду? На метро, что ли?

— Что? На метро западло? — я ухмыльнулся и тоже глянул на крыло. — Полезная вещь. Общение с народом непосредственное, так сказать…