Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

— А сколько ты отправил приглашений? — поинтересовался он.

Его отвратительная манера изображать дружелюбие, чтобы потом невозмутимо вонзить тебе нож в спину, еще с детских лет действовала мне на нервы. Конечно же, я собирался пригласить и Феликса, но ведь он совершенно исчез из нашего поля зрения. А когда позже мы случайно узнали, что он работает где-то на угольном карьере, я постеснялся написать ему. Разве не воспринял бы он это как издевку — ведь получалось, что я хочу похвастаться перед ним своей усадьбой. Тут даже Анна была согласна со мной. Но это вовсе не значит, что мы питали предубеждение к Феликсу или его работе. А кроме того, я не имел его адреса.

— Придираться я тоже умею, — ответил я Хеннеру. — А что было бы, если бы идея встречи вообще не родилась? Да ничего!

— Ладно, кончим на этом, — сказал Хеннер.

Когда Марга принесла из почтового ящика открытку с приглашением, ее буквально распирало от любопытства. Я же, наоборот, был настроен скептически. Поведение Марги непредсказуемо. Все время приходится быть начеку — она способна выкинуть совершенно неожиданные вещи. Конечно же, я должен был ехать один, но она во что бы то ни стало хотела отправиться со мной.

— Ладно, — сказал я, — как хочешь. Хотя тебя ждет разочарование: это все равно что возвращаться в каменный век. Пресыщенные диабетики будут изображать каннибалов.

— А мне нравятся такие сборища…

— Тебе будет скучно.

— Ну что ж, я могу, конечно, отказаться, если ты непременно хочешь отправиться один.

— Нет, почему же, поедем вместе…

Говоря откровенно, это было не очень благородно с моей стороны. Мои предубеждения как бы заранее запрограммировали отношение Марги к затее Герда.

То, что в усадьбе должно было восприниматься ею как шутка, казалось Марге жалкой попыткой имитации сельской идиллии. Вина тут, конечно, лежала на мне. Но кто может быть настолько уверен в непогрешимости собственного образа жизни, чтобы проявлять терпимость к любым другим формам бытия? В общем, только после того, как я убедился, что Марга будет воспринимать все критически, я дал согласие на совместную поездку.

Правда, если бы мне была известна подлинная подоплека приглашения Герда, скажу твердо: я ни за что бы не поехал. Свою усадьбу он демонстрировал как некую рекламную вывеску — не случайно же он собрал нас вместе не сразу после своего поражения, а спустя время, когда приобрел имение. Это соответствовало его характеру. Он принадлежит к тем людям, которые признаются в собственной слабости лишь после того, как вновь обретут силу.

Помнится, однажды на перемене Герда привели в учительскую с разбитой головой и бинтовали ему раны.

Он сказал, что поскользнулся на каменном полу уборной. На самом деле его там избили двое деревенских мальчишек. Так вот, в этом он признался нам, только когда, по очереди подкараулив своих обидчиков, в одиночку разделался с каждым из них.

Уже в первый вечер я заметил, что в отношениях между Гердом и Анной не все нормально. Они разыгрывали настоящий спектакль. А усадьба служила им декорацией, призванной замаскировать проблемы их личной жизни. И все же это им не удавалось.

Все выпили довольно крепко. Но Герд не вступал в разговоры: менял тему, уклонялся от расспросов, придумывал неотложные дела, чтобы поскорее исчезнуть. Когда Хеннер спросил его напрямик, почему он не хочет говорить с нами, тот потерял самообладание. Анна вообще впала в истерику — выплеснула водку ему прямо в лицо. Было ясно, что жизнь не приносит ей ни малейшего удовлетворения. Ночью во дворе я чуть-чуть прикоснулся к ней — просто так, по старой дружбе. Она с такой силой бросилась мне на шею, что я едва оторвал ее от себя. Было, по-моему, уже довольно поздно.

Когда все разбрелись по своим углам, я остановил Герда в комнате. Мне хотелось потолковать с ним как со старым другом.

— Сейчас не время, — ответил он.

— Нет, ты послушай! — сказал я. — Ты ждешь от нас восхищения, для этого ты и заманил нас к себе. Но трещин в потолке тебе все равно не скрыть. Даже с помощью красноречия.

— Браво, — усмехнулся Герд. — Ты этот монолог учил наизусть?

— Я говорю то, что вижу…

И тогда Герд взбеленился.

— Ну а твоя работа? — заорал он. — Человек для вас не ценнее, чем подопытный кролик! А уж как я устраиваю собственную жизнь, это пока еще мое личное дело!

— Подумай по крайней мере о жене…

— А о чем думаешь ты? Твоя Марга только и знает, что толстеет да умирает от тоски, а ты не можешь оторвать глаз от задницы какой-нибудь вертихвостки! Так что не разыгрывай, бога ради, с твоей Маргой счастливую парочку!

Надо признать, оба мы набрались как следует. Не помню, кто первым пустил в ход кулаки. В моем мозгу запечатлелось только, как по лестнице спускается Анна в ночной рубашке — мне видны даже ее груди — и я жду, что она начнет извиняться за своего муженька. В конце концов, я все же гость в их доме! Но она направляется к Герду, обнимает его, не говоря ни слова, и исчезает так же молча, как появилась. Прямо-таки шабаш ведьм!

На этом все и кончилось. Я извинился перед Гердом — до сих пор не могу понять за что. Мы больше никогда не вспоминали об этом инциденте. Зато теперь я еще лучше знаю, с каким «бзиком» она, его Анна…

По-настоящему нормальной среди всех была разве что та девица, которую притащил с собой Хеннер. У нее по крайней мере не приходилось выискивать намеков в каждом слове. Может, я и позавидовал тогда Хеннеру, но уж никак не потому, что он ложится с ней каждую ночь в постель.

Я чувствовала себя разбитой и смертельно усталой. В обычное время дом по ночам был полон разных звуков, таинственных и страшных. В эту же ночь в нем стояла мертвая тишина, хотя он был переполнен людьми. И это казалось еще страшнее.

Было уже поздно, когда я услышала внизу голоса.

Они становились все громче. Я открыла дверь и, как была, в ночной рубашке, присела на верхней ступеньке лестницы. В голове вертелись какие-то кусочки виденного за день, точно в калейдоскопе: лица гостей, повернутые к воротам, — все ждут Карину… Я на кухне: готовлю еду, мою рюмки, до меня никому нет дела. Но у меня не хватает сил для обиды…

Дитер рассказывает об институте, где лечат диабетиков, которым уже не помогают инъекции. О том, что у них разрабатываются специальные приборы, позволяющие вводить больным лекарства автоматически круглые сутки…

Еще: я сижу у костра, по коже у меня ползут мурашки. Все возбуждены. Я молчу…

Я сижу в ночной рубашке на лестнице и ежусь от холода. До меня доносятся голоса.

— Здоровые не выдержат, — говорит Герд. — Они задохнутся.

— Вы не даете мертвым умереть… — Неужели этот голос принадлежит мне?