Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

— Вывозят на поля навозную жижу, — сообщил дедушка и сморщил нос.

Довольно скоро мы обнаружили недостойные следы этой деятельности на развилке дорожки к лесничеству и шоссе, всего в километре от деревни. Это место бросилось мне в глаза утром, когда мы проезжали мимо. Там стояли густые заросли дрока с невероятно желтыми цветами. Теперь цветы были придавлены огромной автомобильной покрышкой величиною чуть ли не с орлиное гнездо.

Дедушка осмотрел место и заключил:

— У тех, кто вывозит навоз, лопнула покрышка. В резине большая дырка. Здесь они меняли покрышку. Везти ее с собой им было не с руки, и они закатили ее в лес. Это вредительство мы так не оставим. По коням, мой мальчик, и вперед! — Он указал рукой вдаль.

На шоссе я заметил тягач, который катил нам навстречу, с навозной цистерной на прицепе. Она была так переполнена, что ее задняя часть чуть ли не волочилась по асфальту, как у перегруженной медом пчелы Правда, запах не был таким сладким. Мы выехали на середину дороги, замахали кепками и заставили тягач остановиться. Водитель высунулся из кабины и оскалил зубы, словно хотел укусить нас.

— Что стряслось, дед? — крикнул он.

Дедушка сообщил, что сзади нас на краю леса в неположенном месте валяется покрышка, похожая на те, что у тягача, такая же огромная. Может быть, товарищ заберет ее с собой?

Водитель постучал себе пальцем по лбу и сказал, что у моего дедушки наверняка не все дома. Он вдруг покраснел, как рак, и заорал, чтобы мы убирались с дороги. Тягач гудит совсем иначе, чем отцовский мотоцикл. Водитель включил мотор, он взревел так, что казалось, вот-вот последует взрыв. Из-под тягача вырвалось облако гари, которая, смешавшись с навозной вонью, ударила в ноздри Максу и Лизе. Они отвернули свои головы и шарахнулись в сторону. Водитель навозного тягача погрозил нам кулаком и выкрикнул какое-то слово, которое, то ли из-за шума мотора, то ли из-за его древнего происхождения, я разобрать не смог. Позднее я спросил у дедушки, что это было за слово. Водитель обозвал его старпером. За это ему пришлось познакомиться с моим котом Мунцо, но об этом я расскажу позже.

Вечером, когда мы сидели под бузиной, настроение у всех было неважное. Дедушка никак не мог переварить оскорбление и вынужден был пить в огромных количествах ликер «Монастырский брат». Бабушка морщила лоб, как тот бульдог на плакате, и угрюмо посматривала на мужа. Потом она обругала Мунцо. Кот пытался протиснуться ко мне с очередной дохлой мышью. Он положил ее в качестве закуски возле моей тарелки. Бабушка, готовившая тушеные баклажаны с томатами, закричала:

— Убери со стола дохлятину!

Я прикинулся дурачком: мне не хотелось обижать Мунцо. Тогда бабушка схватила мышь за хвост и швырнула ее во двор. Глупые куры взволнованно ринулись в глубину двора. Они рассчитывали на кукурузный початок, а обнаружили дохлую мышь. Куры затрясли головами, их красные гребешки заколыхались из стороны в сторону, и они обиженно раскудахтались.

Учитель Мельхозе посадил меня с Аней Краковски — как я подозреваю, для того, чтобы она оказывала на меня положительное влияние. Аня хорошо учится и знает массу разных вещей, а поскольку она так много знает, она все время поднимает руку. Она — лучшая ученица в классе. Мне она сразу не понравилась. У нее взлохмаченная челка и жиденькие светлые косички, а руки и ноги толщиной со спичку. Кажется, я ей тоже не понравился: как-никак я немного отстал и сидел второй год в четвертом классе.

Но ничего не поделаешь, пришлось втиснуться за парту рядом с ней. Она тут же отодвинулась. Ей это не составляло труда, поскольку она такая тоненькая, что почти не занимает места. Может, она подумала, что у меня водятся блохи и они, чего доброго, перепрыгнут к ней? Во всяком случае, она решила сохранять между нами расстояние в полметра.

Однажды на уроке краеведения она с таким усердием поднимала руку, что господину Мельхозе пришлось ее вызвать, лишь бы она успокоилась.

Вопрос был: «Что самое главное в нашем городе?»

— Промышленные предприятия, — ответила Аня и принялась перечислять их. Железнодорожноремонтный завод, завод отопительных приборов, шинный завод и так далее, и так далее. Она трещала так, что господину Мельхозе не оставалось ничего другого, как только поддакивать. Закончив перечисление, Аня забросила косички за спину, посмотрела на меня сверху вниз и села на свое место.

У нее был такой потешный вид, что я покачал головой.

— Рауль!

Я нехотя поднялся, стараясь делать это как можно медленнее.

— Ты не согласен с тем, что сказала Аня?

Я не сразу сообразил, что мне на это ответить, и от смущения надул щеки. Класс захихикал.

— В чем ты хотел бы ее поправить? — спросил Мельхозе.

— Самое главное — картинная галерея, — сказал я.

— Объясни почему.

Все-то ему нужно знать до тонкостей.

— Шинные и железнодорожноремонтные заводы есть и в других городах, а такой коллекции картин, как у нас в городе, нет нигде в мире. Мне, например, очень нравятся натюрморты.

Класс заволновался.

— Ну да, конечно, — согласился Мельхозе.

В городе ужасно много строят. В восточной части, в южной, западной, в центре, поэтому зелени здесь почти не увидишь. В Пелицхоф мне тогда ездить не разрешали, и я просто не знал, как жить дальше. Я так тосковал по лугам, лесам и озерам, что был страшно рад, когда открыл для себя этот музей со множеством картин, на которых были изображены и леса, и луга, и озера. Это так называемая пейзажная живопись. Мне, правда, приходилось отступать на несколько метров от картин, чтобы как следует рассмотреть всю эту красоту. Я считаю, что старые мастера рисовали точнее. Мне так понравились эти картины, что я стал приходить в музей чуть ли не каждый день. Там я много чего узнал о живописи.

— Натюрморты, ну да, конечно, — сказал учитель Мельхозе. — Может кто-нибудь объяснить, что это такое?

Никто объяснить не мог. Я же частенько слышал об этом от экскурсоводов.

— Смысл заключен в самом слове. Оно происходит от французского «nature morte» и означает «неживая природа», — ответил я. — Художники рисуют все неживое. На картинах ничего не двигается. Часто предметы даже мертвы, например рыбы, битая птица, омары или еще какие-нибудь продукты. Но рисуют они эту мертвую жизнь ужасно живо. А еще они рисуют цветы, овощи, фрукты и даже бутылки.

В классе раздался хохот.

— Не смейтесь, как дураки, а лучше внимательно слушайте, что говорит Рауль. Он совершенно прав, — заметил Мельхозе.

Я почувствовал, как его похвала ударила мне в голову. Когда я чему-то радуюсь, я всегда краснею. Сейчас я был в ударе и трещал не хуже, чем Аня.

Она, опершись щекой на ладонь, не отрывала от меня глаз. Я торопливо продолжал: