Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

Он, грит, это тебе только кажется, что ты живой. На самом деле ты покойник. Но ты не унывай, со временем привыкнешь. Ну, думаю, дела. Неужели я покойник? А где говорю моя мама. Оказывается, бедную отправили в дом престарелых, где она до сих пор и живет. Еще посещает меня два раза в неделю, приносит еду. Бедная свою пенсию тратит на меня. Только она верит, что я жив и здоров.

В первые дни моего приезда я посещал её и подбадривал, говоря, мол, не расстраивайся, мамань, всё будет хорошо. Вот пойду в банк, получу кредит и открою фермерское хозяйство. Заработаю приличные деньги и верну наш дом, и мы купим новую машину. Бедная мама плакала, мол, зачем мне дом и машина. Самое главное, ты вернулся с того света живым и здоровым, сынок. А я решил всё-таки пойти в банк, чтобы получить кредит и начать всё сначала. А что случилось в банке, Вам известно. После всего этого я сам стал сомневаться в том, что я живой. И чтобы не раздражать население, пришел сюда и поселился, словно джин, в дупле вон этого тутового дерева. Кто знает, может, я на самом деле не живой, то есть покойник. Может, после смерти человеку кажется, что он живой, и он не помнит, когда, каким образом и где он умер. Если учесть, что покойники могут общаться только с покойниками, то не трудно догадаться, что Вы тоже из числа тех, которых нет в живых — сказал Поэт Подсудимов.

Услышав всё это, Сарвигульнаргись снова начала смеяться.

— Да не пугайте меня, товарищ мертвец. Мертвецы не чувствуют боли. Давайте-ка, я Вас проверю — сказала она и, держась за длинные волосы поэта Подсудимова, начала дергать.

— Ой, больно! Что Вы делаете, ей Богу, отпустите! — взмолился Поэт Подсудимов.

Сарвигульнаргись отпустила его волосы.

— Ну как, Вы живы?! — спросила она, смеясь.

— Даааа, действительно. Оказывается, я еще не помер — сказал Поэт Подсудимов.

Потом вдруг схватился за волосы Сарвигульнаргис и начал крутить их.

— Позвольте мне, ханум, проверить Вас тоже. Мало ли что. А вдруг Вы окажетесь живой покойницей — сказал он.

— Ой, что Вы делаете, Поэт Подсудимов-ака! Отпустите! Больно же! — закричала Сарвигульнаргис, искажая свое лицо от боли и смеясь одновременно. Поэт Подсудимов протянул женщину к себе и крепко поцеловал её в губы. Сарвигульнаргис попыталась сопротивляться, но сильная рука Поэта Подсудимова, которая держала её за волосы, не позволяла ей вырваться из его объятий. Когда Поэт Подсудимов отпустил её волосы, она резко выпрямилась и так дала ему пощечину, что от удара из глаз Поэта Подсудимого полетели сине-зеленые искры.

— Дурак! Как Вы посмели, бесстыжий! — сказала Сарвигульнаргис в ярости и, развернувшись, побежала в сторону полевого стана. Она бежала и плакала.

Поэт Подсудимов, ощупывая свое лицо, не знал, что делать.

— Постойте, Сарвигульнаргис! Я пошутил! Да что Вы шуток, что ли, не понимаете?! Остановитесь! — крикнул он вслед Сарвигульнаргис.

Но Сарвигульнаргис не остановилась. Наоборот, побежала еще быстрее.

Поэт Подсудимов понял, что бежать за ней бесполезно, и что он совершил глупую ошибку.

Поэт Подсудимов сидел у себя в кабинете в дупле тутового дерева, попивая сакэ и думая о прекрасной Сарвигульнаргис. Тем самым он казнил себя, сидя при свете керосиновой лампы, подвешенной к потолку дупла, за ту глупую ошибку, которую он совершил, и никак не смог простит себя. Все эти годы он жил в одиночестве как поэт отшельник в японских горах, но сегодня он остался один не только в селе и в мире, но и во всей вселенной. Это тотальное одиночество вдохновило Поэта Подсудимова как никогда, и он написал следующие строки в жанре хокку.

«Ну, ничего — думал Поэт Подсудимов — пусть сейчас женщины уходят от меня. Придет время, и я стану самым богатым писателем на свете. Вот тогда Ульпатой с Сарвигульнаргис будут умолять меня с кровавыми слезами на глазах, чтобы я их простил и женился на них. Но тогда уже будет слишком поздно. Потому что, когда они придут, увидят мою красивую, стройную и молоденькую жену, напудренную, всю в духах, сидящую у меня на коленях в ночной шелковой сорочке российского производства. Увидят они также моих детей, у которых все тридцать два зуба будут в крупных золотых коронках, и от зависти они волком завоют».

С такими мыслями, поэт Подсудимов выпил очередную порцию крепкого сакэ, который сам готовил из риса, и в глубине души у него снова поднялся шквалистый ветер, начало штормить, словно океан вдохновения поднимал двадцатиметровые волны, над которыми кричали чайки.

Вдохновение в душе поэта Подсудимова всё еще штормило.

Потом он написал еще один хокку.

Поэт Подсудимов начал спешно писать четвертый хокку:

Наконец, вдохновение отпустило поэта Подсудимова, и он притих. После очередной стопки крепкого саке, он охмелел, и его стало клонить ко сну. Он уснул. Во сне поэт Подсудимов снова поехал за заработком в далекую Россию вместе со своим односельчанином, который давно уже работал там дворником. Тот узбек посоветовал ему поехать вместе с ним в Россию, обещая ему престижную работу на стройке, где требовался квалифицированный газосварщик.

— А что, по-моему, не плохая идея. Заработаю кучу денег, и на эти деньги опубликую свои книги в издательствах России — подумал Поэт Подсудимов.

И они вместе поехали на поезде в Россию на заработки. Они сошли с поезда на железнодорожном вокзале города Свердловск, и тут к ним подошли два милиционера патрульно-постовой службы. Представившись и отдав честь, они вежливо попросили поэта Подсудимова и его односельчанина предъявить удостоверения личности, то есть паспорта. Милиционеры отпустили бы их, так как у них с документами были все в порядке, но тут один из милиционеров резко побледнел и, указывая на окно магазина, сказал:

— Ни ффига себе, гляди, Володя, на стекле окна не видно отражение этого узбека!

Милиционер по имени Владимир обернулся и, посмотрев на окно, остолбенел от удивления.

— Действительно — сказал он, и хотел было повернуться лицом к Поэту Подсудимову, у которого тень не отражалась на оконном стекле витрины магазина, как тот вдруг побежал наутек что есть мочи и исчез из виду буквально за считанные минуты. Поэт Подсудимов растворился в густом русском тумане, который клубился на перроне железнодорожного вокзала. Испуганные милиционеры даже не стали гнаться за Поэтом Подсудимовом.