Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

— Вернись, окаянный! — крикнула она мне вслед!

Но я был упрямым мальчиком и домой больше не вернулся. Вот так я прошел трудный путь плотника. Если хотите, я могу даже отдать Вам за дешево одно из окон, которые я недавно смастерил из красного дерева — сказал Худьерди.

Вытаращив глаза на Худьерди, кондукторша на миг задумалась, потом закурила сигарету в толкучке, и сказала:

— А на фига мне окно, если я живу в водопроводном колодце? Ты лучше предъяви билет, папаша! Тоже мне отставной генерал! Еще работал в контрразведке! Не зря твоя мать выгнала тебя из дома! Аферист! Давай быстрее покупай билет, а то вышвырну тебя вон из автобуса, плотник несчастный! Я обладательница черного пояса по каратэ! Так что шутки со мной плохи!

— Ах, ты еще и хулиганка?! Ну, ну… Сейчас мы позвоним в родную милицию… где же мой сотовой телефон?… — сказал Худерди, шаря по карманам пузатого человека, который ехал с ним рядом. Тот тоже оказался с расшатанными нервами, и тут же завязалась драка. Дети заплакали от страха, а пассажиры стали кричать, кто от нехватки воздуха в толкучке, кто ругал дерущихся двухэтажным матом. В суматохе кондукторша начала оказывать военную помощь пузатому пассажиру, ударяя кондукторской сумкой по голове алкоголика Худьерди. Тут шофер остановил свой драндулет и алкаши гурьбой покинули автобус. Когда автобус отъехал, Худьерди похвастался, показывая алкашам охапку денег, которую он держал в руке.

— Ни чего себе, откуда эти деньги?! — спросил кто-то из алкоголиков с удивлением.

— Обшмонал сумку кондукторши! — сказал Худьерди.

— Ну, ты даёшь, Худик! У тебя золотые руки! — обрадовался другой пьяница, восхищаясь ловкостью рук своего бессменного лидера. После этого они поймали попутное такси «Дамас» и поехали дальше в сторону Таппикасода.

Ильмурада освободили из тюрьмы досрочно, за хорошее поведение. Когда он вышел на улицу, у него от чистого воздуха закружилась голова, и он чуть не ослеп от яркого солнца. За годы, проведённые в неволе, он сильно похудел, и, несмотря на свой молодой возраст, поседел как старик. Вот она, долгожданная свобода! Как хорошо! Теперь он может идти, куда хочет, без сопровождения конвоиров и служебных собак. Он решил, что первым делом купит подарки маме, братишке и сестрёнке на деньги, которые отчим Гурракалон когда то тайком передал ему через посредников. Не забыл он и о дочери покойного заправщика Запарамина Садокат, которой он тоже решил купить подарок. Ильмурад не ожидал, что дочь заправщика Запарамина Садокат когда-нибудь напишет ему письмо, прося прощения. Она писала ему такие письма, что Ильмурад влюбился в неё. Они переписывались постоянно, и Ильмурад перечитывал её письма каждый день по нескольку раз, как читают и перечитывают стихи любимых поэтов. В конце концов, он выучил все её письма наизусть. Он подумал о встрече с ней, и сердце у него забилось учащённо от волнения.

С этими мыслями Ильмурад сел в автобус. Он сидел у окна, держась за дугообразную эмалированную трубу спинки сидения, словно за баранку автомобиля. Рядом с ним на другом сидении сидели двое молодых парней, один толстый, другой — тощий. Они начали подшучивать, косо поглядывая на Ильмурада.

— Ты думаешь, водитель там, впереди, за рулём Икаруса? — спросил толстый.

— Да, а что? — ответил тощий вопросом на вопрос.

— Не-е-ет, ты что, водитель это я. Видишь, как крепко я ухватился за баранку. Я даже могу ехать, держа её одной рукой — сказал толстый, и оба засмеялись.

— Да? А я думал, что ты директор стрекозо-завода, у которого сотни деревянных ульев, в которых держат рой стрекоз — сказал тощий, и они снова засмеялись.

— Ни фига себе, как ты угадал? Да, действительно, я фермер саранчевод, и собираюсь на днях построить себе дом из кирпича — продолжал подшучивать толстый.

— Да? А кирпичи у тебя силикатные или огнеупорные? — спросил тощий.

— Ты чо, разве я выгляжу таким нищим, чтобы строит себе роскошный дом из каких-то там силикатных или огнеупорных кирпичей? Я построю себе большой особняк из золотых кирпичей! — сказал толстый.

И они снова захохотали.

Слушая их издевательские шутки, Ильмурад чувствовал, что выходит из себя, но он взял себя в руки не стал конфликтовать с ними. Наоборот, он убрал руки со спинки сидения. Толстяк снова заговорил:

— Видишь? Я — каскадер. Могу водить автобус, даже не касаясь руками баранки. Даже не буду смотреть на дорогу. Веду машину, выглядываю в окно, иногда моргаю красивым девушкам — приколовался он.

Тощий смеялся до упада, схватившись за живот. Толстяк тоже смеялся, тряся плечами и толстым животом. Он даже прослезился от смеха. Ильмурад отвел взгляд от окна и посмотрел на свои руки.

— Теперь мне нужно помолиться — сказал толстяк и заржал над своими словами.

Тощий угорал со смеху. Даже устал смеяться. Особенно громко он хохотал, когда Ильмурад недовольно посмотрел на них. Дружки смеялись, глядя друг на друга, словно обкуренные. Когда автобус остановился, Ильмурад поднялся и, бочком продвигаясь сквозь толпу, направился в сторону двери и сошел с автобуса. Да, он не должен горячиться и ни в коем случае не вступать в перебранку с людьми, чтобы, не дай бог, снова не попасть за решетку. Ведь его ждут дома близкие, которые страдают за его непродуманные шаги. Особенно тяжело переживала мама. Если он снова загремит в тюрьму, она просто не сможет пережить это. С этими мыслями Ильмурад зашел на базар, купил для своих родных и для Садокат подарки и направился в сторону остановки такси, которые ездили через горный перевал в долину. Увидев его, таксисты бросились к нему.

— Куда едем, братан?! Садитесь, подвезу Вас до самых ворот Вашего дома! Проезд — не дорого!

— Нет, этот братан поедет с нами. На моем «Дамасе». Садитесь, и сразу уедем! — кричали таксисты один за другим.

Но тут подошёл к нему один таксист и сказал:

— Ука, если я не ошибаюсь, Вы из Комсомолабада. Несколько лет назад я отвозил Вас в город из центра совхоза «Истиклол». Может, Вы не помните меня, но у меня фотографическая память. Тогда я водил «Тико». Арендовал у одного Хаджы — аки. Теперь вот, арендую новую «Нексию». Не машина, а птица! Она летит по дороге как ястреб! Садитесь, у меня как раз не хватает одного пассажира. Садитесь, — поехали! — сказал шафер частного такси, беря сумку из рук Ильмурада.

— Сколько будет стоить проезд? — спросил Ильмурад.

— Э-э, от билан туя болармиди, утиринг! — сказал шафер. Эти слова означали «цена ни лошадиная и не верблюжья, садитесь!»

— Нет, так не годится, ака. Я должен уточнить, сколько, все-таки, я должен буду заплатить за дорогу — сказал Ильмурад.

Шофер назвал цену, и Ильмурад согласился. Тут раздался голос одного из пассажиров, сидящих в салоне: