Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем

Ильмурад кивнул головой, в знак согласия.

— Ну, как с твоей ногой? Я заметила, что ты всё ещё хромаешь — продолжала Фарида.

— Ты прости мама, что я тебе неправду сказал. Я просто хотел, чтобы ты не беспокоилась за меня и не волновалась. Тебе и без этого было нелегко. Я сам виноват во всем этом. Абу Кахринигман бужур Каландар Дукки Карабулут Ибн Абдель Касум оказался злым и беспощадным учителем. Когда я делаю, что-то не так, он наказывает меня зверски, колет меня шилом в ногу — сказал Ильмурад.

— Проклятый! Чтобы руки у него отсохли вместе с его шилом! Прости меня, мой бедный мальчик. Я не знала, что он такой мерзкий человек. Если бы знала, я бы тебя никогда не отдала ему на обучение — плакала Фарида, обнимая Ильмурада.

Услышав их разговор, одна пассажирка лет шестидесяти вступила в разговор.

— Бедный мальчик — сказала она. Если удары нанесены шилом, его немедленно надо положить в больницу, пока не начиналась гангрена или заражение крови. В противном случае, не исключено, что ему придется ампутировать ноги, и он останется на всю жизнь калекой.

— Да, что Вы мадам Батерфляй, на самом деле. Чего Вы запутываете нас? Ты не падай духом, Илмурад, всё будет хорошо, и никакой ампутации не будет — сказал Гурракалон.

Между тем, они приехали в кишлак и направились домой к Гурракалону. Придя домой, Фарида хотела развести огонь в буржуйке, но Гурракалон, подойдя к ней, сказал:

— А ну-ка, ступай отсюда, моя милая. Я — твой кочегар, и ты оставь эту работу мне.

— Хорошо — сказала Фарида.

Гурракалон начал кочегарить. Спустя полчаса в комнате снова стало тепло и уютно. Гурракалон пошел за Мекоилом и Зулехой, оставив в доме Фариду с Ильмурадом.

Между тем снег, усилился. Гурракалон шел сквозь снежные хлопья, спотыкаясь в снегу, шёл туда, где располагался шкаф Далаказана. Когда он подошел к шкафу, то услышал надрывный плачь Далаказана. Встревожившись, Гурракалон постучал в дверь шкафа, и оттуда раздался голос Далаказана:

— Заходите, дверь открыта — сказал он, продолжая хныкать.

Гурракалон зашел в шкаф и, увидев детей, успокоился. Дети почему-то стояли, виновато глядя в землю и ковыряя ногти. Далаказан плакал.

— Что случилось, Далаказан? — спросил Гурракалон.

— Я катал Ваших невоспитанных, некультурних и диких детей в своей передвижной однокомнатной квартире, бегая по берегу и запевая им свою коронную песню из моего репертуара «Жить — жиииить — житталалалу — лалула», а они в знак благодарности порвали милый портрет нашего талантливого демократора страны! Это не дети а Тарзаны какие то! Теперь что отвечу, когда залезают в мою круиз шкаф великие люди нашей эпохи, таких как председатель колхоза товарищ Турдикулов Турсун Тарронович, агроном Пиллаева, великий сапожник ХХI века Абу Кахринигман бужур Каландар Дукки Кара булут Ибн Абдель Касум и Сайлихон, которая каждый год едет за заработками в зарубеж и привозит оттуда импортные призервативы и бойко торгует этим товаром на базаре? Ну скажите сами, как я буду отвечать, когда они спросят, мол где портрет? — продолжал плакать Далаказан.

Услышав это, Гурракалон повернулся к детям:

— Это правда, что Вы порвали портрет его кумыра? — спросил он. Дети молчали. Гурракалон обратился к Далаказану:

— У тебя скотч есть?

— Есть, а что? — удивился Далаказан перестав плакать.

— Давай скотч, сейчас отреставрируем портрет твоего демократора страны — сказал Гурракалон.

Далаказан достал скотч и дал его Гурракалону. Тот склеил разорванный в клочья портрет демократора страны и повесил его на прежнее место. Потом вышел из шкафа в сопровождении детей и направился домой. Далаказан провожая их обрадовался. Он начал танцевать на снегу босиком с тяжелым, старамодным шкафом на спине, словно огромная черепаха с деревянным панцирем, напевая от радости свою знаменитую песню, которая незаметно превратилась в гимн самих счастливых людей планеты:

— Жить — жиииить — житталалалу — лалула! Жиииить — жить — житталалалу — лалула!

Поэт Подсудимов стоял около тутового дерева, глядя на алый горизонт, куда медленно село солнце, нагревая макушки деревьев до накала своими последними лучами. И вдруг он вскочил, услышав крик жены. Сначала он подумал с ужасом, не вспыхнул ли в дупле пожар и прибежав в спешном порядке заглянул в проем дупла.

— Дадаси! Смотрите, что я нашла под подушкой у Чотиркардона! — крикнула она, показывая Поэту Подсудимову какую-то книжку.

— Дорогая, боюсь, что ты когда-нибудь причинишь мне обширный инфаркт и впихнёшь меня в могилу раньше срока! Что ты кричишь как ошпаренная?! Неужели нельзя спокойно сказать об этом?! Ну, и что, если ты нашла книгу под подушкой у Чотиркардона?! Что тут плохого?! Я даже рад этому. Пусть он читает книги, если в ней не пропагандируются секс и насилие! Откуда ты знаешь, может он читает книгу Хемингуэя, или Джека Лондона, или Толстого и тоже скоро начинает писать хокку и станет знаменитым поэтом — сказал Поэт Подсудимов.

— А Вы знаете, что это за книга и кто её автор?! — спросила Сарвигульнаргис.

— Нет, неужели это книга Франса Кафки или Хулио Кортосара?! — сказал Поэт Подсудимов.

— Нет, не угадали дадаси, Господи, я даже боюсь — сказала Сарвигульнаргис.

— Ну, значит это книга Адольфа Гитлера «Майн кампф», — попытался угадать Подсудимов.

— Нет, дадаси. Автором этой книги является сам Бог Всемогущий! — сказала Сарвигульнаргись.

— Да ты что, о чем говоришь, милая? — еще больше удивился Поэт Подсудимов.

— Нет, я не шучу. Это Библия! — сказала Сарвигульнаргис.

Услышав такое, Поэт Подсудимов ошалел от удивления.

— Ниичччего себе! Как эта книга могла оказаться у него под подушкой? Может, он случайно нашел её в школьной библиотеке или кто-то подарил ему её на день рождения? Потом быстро добавил:

— А ну-ка позави Чотиркардона сюда. Нужно выяснить, с какой целью он принес эту книгу в дупло. Моторкардона с Буджуркардоном тоже позови. Они тоже должны быть в курсе и могут помочь независимому расследованию ценной информацией, касающейся этого дело.

— Хорошо, дадажониси — сказала Сарвигульнаргис.

Когда дети вышли из дупла, Поэт Подсудимов начал домашное раследование:

— А ну-ка, Чотиркардонбой, выкладывай… Нет, ты сначала поклянись, что будешь говорить только правду — сказал он.

— Клясться не хорошо, отчим. Истинный христианин и без клятвы никогда не говорит ложь — сказал Чотиркардон.

— Да? Ну, ну. Ты, я вижу, уже стал христианином, не предупредив нас заранее, не давая себе отчета и не думая о чреватых последствиях своих непродуманных шагов. Ты, хоть подумал о том, что из-за твоего поступка наша семья может сильно пострадать?! Знаешь, в нашей стране более девяносто процентов населения являются мусульманами и если они, особенно фанатично настроенные мусульмане узнают об этом, то нас могут просто напросто забить камнями, устроив «Сангисор» ну «Ташбуран», или же по крайном мере объявят нас вероотступниками муртадами! Что тогда?! Тогда этот твой Бог, как его, Иисус Христос не сможет нас спасти от гибели! Интересно, как ты вообще умудрился найти эту книгу? Наверно, у христианских миссионеров взял. Сынок, в нашем роду никто еще не менял свою веру! Опомнись, и пощади нас тоже! Подумай о своей матери и о своих братьях. Мы не хотим стать жертвой твоих опасных религиозных игр! — сказал Поэт Подсудимов.