Виталий Павлов - День чудес

— Никогда не свисти на сцене — денег не будет! — крикнул на него Илик, пересчитывая полученную сумму.

— Видите, как все прекрасно получилось: во-первых, помогли талантливой и растущей молодежи, во-вторых, у нас образовалась небольшая сумма для покупки самого необходимого. Прошли те грустные времена, когда мы больше паяли, чем играли!

— Но и новые пока не настали, — заметил Кырла, выпуская разноцветные кольца дыма.

— Вот об этом прошу не беспокоиться. Как только мы избавимся от гитар и этого скворечника для птеродактилей… В общем, постучите по дереву.

И каждый попытался постучать по голове другого…

С того дня к нам в зал постоянно приходили ребята с горящими глазами, и мы точно знали, кто зажигал их. Мы целыми днями готовились к их приходу: драили полиролем гитары, клеили дерматин, приделывали таблички с надписями на иностранных языках. Остальное делал Илюша. Покупатели были довольны.

Наконец, со сцены исчезло все, кроме того, что принес с собой Илик. Мы собрались на совет.

— У нас два вопроса на сегодня: состав группы и как жить дальше. Прошу высказываться!

— Нам больше никто не нужен, — сказал Илюша, — лишний рот — лишние проблемы. Спросите у моей мамы. Что скажете?

Мы молчали.

— А вот как нам зарабатывать?.. На эти копейки, что мы получаем у директора зеленого гороха, можно купить только уцененный патефон, — Илик затянулся «Беломором», — надо пробиваться к пунктам общественного питания.

— В ресторан я не пойду, — отрезал я, — еще не хватало петь перед жующими.

— Я тоже не уверен, что моя семья будет от этого в восторге, — поддержал меня Кырла.

— А вас туда никто и не приглашает. Предлагаю пробиваться в кафе для среднего юношества. Там один молочный коктейль. Есть пара дней на обдумывание, а я отправляюсь за басовым аппаратом. Со мной поедет….

Мы мысленно тянули руки к Илику, как первоклашки в школе.

С Иликом полетел я. Во-первых, потому что был абсолютно свободен, во-вторых…

Во-вторых… Никто не мог понять, что произошло со мной. Никто из моих старых знакомых. Я пытался объяснить своему тренеру, почему я поступил так, но он грустно улыбался и качал головой. Мои слова были неубедительны для него.

А для меня?

Когда я поступал в институт, я выбрал спорт, теперь победила музыка. Кто в этом виноват? Три года я день за днем отдавал спорту, занимал призовые места, но все время знал, что музыка есть и что я люблю ее.

Может быть, я даром ел хлеб?

Нет, мы работали. Хотя игра в оркестре мало похожа на работу. Работают на заводе, на стройке. А мы репетировали, пели и получали за это зарплату. Но люди, которые приходили танцевать, были довольны нашей игрой, а значит, работой. И мы были довольны. Не всегда, но были.

Получалось так, что моя работа приносила радость мне и другим. Что могло быть лучше?

И еще — ощущение праздника.

Музыка звучит в праздник. И, наоборот, раз звучит музыка — значит, праздник. Значит, все открывают окна и смотрят, где играет музыка? У кого праздник? И мальчишки бегут за оркестром. Праздник…

А спорт?

Была ли в нем для меня такая же гармония? Когда я выигрывал, был праздник. И для меня, и для тех, кто болел за меня. А когда проигрывал? Может быть, я испугался?

Поражений?

Может быть, струсил? Ушел туда, где легче, где всегда играет музыка, а значит, всегда праздник. Но ведь музыка сама не звучит. Для этого нужно столько времени и труда. А голос…

Ну дал бог голос!

Ну разве я виноват в этом? Я же пою не для себя. Да, сначала кажется, что музыка — праздник, но наступит время, когда, выходя после репетиций из темного зала, мы не будем знать, что сейчас — утро или вечер. Так сразу с этим не разобраться…

Я взял другую тональность. На тон выше. И другое измерение. Я жил в нем, передвигался — пешком, на троллейбусе, на самолете…

…С кассиршей разговаривал я. Она узнала меня. Мы с ней существовали в одном измерении. Конечно, она бывает у нас на танцах и для нас попытается что-то сделать. Вот. Последние два билета. Вылет через сорок минут. Сорок минут о музыке, о ее глазах. Мы и не думали льстить, у нее действительно красивые глаза. В субботу без пятнадцати семь у главного входа.

Конечно, не забуду.

А вот самолет для меня все-таки из прошлого…

…Я лечу на сборы, на соревнования. Рядом ребята из команды. Все ухаживают за стюардессой, все шутят и все одинаково. Во рту тает карамелька.

И опять Люда.

Она всегда меня встречала, хотя я этого не любил. Ни проводов, ни встреч. Сам улетел, сам вернулся, как будто вышел покурить. Покурил — вернулся. Но она всегда меня встречала. Ребята шли мимо. Все шутили, и опять все одинаково. Потом мы ехали к ней. На троллейбусе. Чтобы подольше быть в пути. Чтобы с каждой остановкой понимать, как долго мы не виделись. Почему я опять вспомнил о Люде?..

Илюша смотрел на город. Мы приземлялись. Нас никто не встречал. Мне это понравилось. Город я знал. Когда-то был здесь на сборах. Жил целый месяц. Один в спортивной гостинице. Тогда нас было двое в одном весе. Не только на сборах, на соревнованиях нас тоже выставляли обоих. Я болтался по городу один. Пальто, шапка и тренировочные штаны. Все собирались в его номере. Играли в триньку, покуривали. В общем, слегка нарушали режим. Просто так, для бравады. Почти все. Когда мы боролись, болели за него.

Почти все.

А за кого я сейчас болею? За себя в спортивных штанах, бродившего по этому городу и не знавшего, что здесь есть ресторан «Столичный», или за себя сегодняшнего, входящего в этот ресторан?

Мы поднимались в зал.

— Для них — мы работаем в кабаке, — шепнул мне Илик, когда мы подошли к эстраде.

Знакомство прошло в теплой и дружеской обстановке.

— А как бы нам увидеть Славика? — спросил Илюша, одним взглядом оценив общую стоимость стоящей на сцене аппаратуры.

После церемонии знакомства договаривающиеся стороны перешли к делу.

— Значит, так. Вам нужна фирма? То, что у меня высший класс, — головой ручаюсь. Цена за все смешная — семьсот пятьдесят. Если вас устраивает, моей «мамочке» скажете, что берете за пятьсот пятьдесят, а две сотни отстегнете мне у такси, после погрузки. Лады?

— Лады! Но хотелось бы взглянуть на товар…

— А это ваше право. Поехали!

Дома нас встречала «мамочка» Славика.

— Вот, мамочка, приехали ребята за «Импульсом».

— За «Импульсом»? — Жена изменилась прямо на глазах.

— Начинается, — шепнул мне Илюша.

— И за сколько ты отдаешь наше сокровище ирод? Два золотых зуба блеснули в углах рта..

— Ну, мамочка, ты же сама знаешь, за пять и пять.

Славик выкатил аппарат.

Деньги считала «мамочка». И с каждой отложенной десяткой сглаживались подбородок и нос, и блеск глаз стал совсем другой, только оставались они по-прежнему разного цвета.