Юрий Слепухин - Джоанна Аларика

Парнишка задумчиво вздохнул, почесал босую пятку об асфальт, потом посмотрел на девушку.

— Так ты говоришь, против них писала… Я так и думал, что ты из таких. Из политиков.

— Какой я политик! — тихо отозвалась она. — А вас за что арестовали? Просто так?

Паренек обиделся.

— Просто так! Много ты меня знаешь. Я, может, такого им наделал… Только они-то не знают, ясно. А то бы сразу к стенке! Взяли по подозрению, понимаешь? Ну ничего, пока разберутся, я уйду. Вообще-то можно и с двумя конвоирами справиться, если быстро действовать… Так, чтобы совсем неожиданно, понимаешь?

— Вас уже водили на допрос? — помолчав, спросила Джоанна.

— Нет, я тут недавно. Тут иногда по две недели не вызывают, вот что плохо. Я у тех расспрашивал, кого водили.

— А на этих допросах… не бьют?

— Да как когда! Зависит, какое обвинение и кто допрашивает. Ну, а в общем… по настроению. А ты что, боишься?

— Боюсь, — тихо сказала Джоанна.

— Ну, понятно… А ты не бойся, понимаешь? Нужно разозлиться, тогда ничего не страшно. Мне вот при аресте здорово всыпали, а я так разозлился, почти ничего и не почувствовал! Ну, почувствовал, конечно… Но не так, чтобы уж очень. Я теперь ничего не боюсь.

— Вам хорошо, — сказала Джоанна, — вы умеете разозлиться и ничего не чувствовать… а я не умею. Вообще я не переношу никакой боли. Конечно, я боюсь, но что я могу с собой сделать! Меня сразу после ареста допрашивали в командансии, в Халапе, — комендант почему-то решил, что я знала местных профсоюзных деятелей, и спрашивал, куда они убежали. А я ведь действительно ничего не знала, я ведь не здешняя. Так он сказал: «Ты лучше не фокусничай, мы все равно выколотим из тебя любое признание, какое захотим». Правда, потом они ничего со мной не сделали и отправили сюда. Но раз они сами говорят такие вещи, как я могу не бояться?

Паренек посмотрел на нее с сожалением и покачал головой.

— Эх ты, а еще в газете пишешь… Ты держи себя в руках, а то будет плохо. Здесь распускаться нельзя, это главное… Пугать они тебя будут по-всякому, это ихнее ремесло — людей пугать, а ты не слушай, и все!

Он помолчал и спросил:

— Тебе сколько лет?

— Двадцать три…

— У-у-у… Я думал, меньше. А зовут как? Хуана? Меня — Педро. Ты чего ж это, — он кивнул на ее руку без обручального кольца, — еще не замужем?

— Моего мужа убили, — сказала Джоанна, — две недели назад.

— Простите, — смутившись, пробормотал паренек, сразу перейдя на «вы». — Я не знал, сеньора… Ваш муж тоже писал против них?

— Вообще он был членом ГПТ, но он погиб при воздушном налете. Педро, не нужно называть меня сеньорой, и давай говорить друг другу «ты». Хорошо?

Голос ее вздрогнул. Она почувствовала вдруг, как ей нужна, как предельно необходима простая человеческая дружба — именно здесь, в этом аду, во власти тех, от кого она не могла ждать никакой пощады.

— Хорошо, — кивнул Педро, поняв ее состояние. — Будем друзьями, Хуанита. Ты не бойся, со мной не пропадешь! Я буду отдавать тебе половину своей воды, хочешь? А я пью совсем мало, я себя приучил…

Ее вызвали на шестой день, около десяти утра. Солнце было уже высоко; Джоанна сидела на своем месте с закушенными от боли губами, прислушиваясь к нарастающей ломоте в висках. Кто-то выкрикнул ее имя, но она не придала этому никакого значения — звуковые галлюцинации мучили ее теперь постоянно. Через минуту к ней пробрался Педро.

— Хуанита, — сказал он, трогая ее за плечо, — Хуанита, тебя зовут! Слышишь?

Она открыла глаза и явственно услышала, как от ворот выкликали:

— Джоанна Монсон! Кто здесь Джоанна Монсон?

— Слушай, Хуанита, — зашептал Педро ей на ухо, — я не думаю, чтобы они с тобой что сделали, но знаешь… на всякий случай возьми это, а? Ты встань сначала, вот так…

Он помог ей подняться и, встав вплотную, чтобы никто не видел, сунул ей в руку нож с грубо сделанной рукояткой и коротким, остро отточенным лезвием.

— Спрячь скорее… за пазуху, что ли…

Джоанна слабо улыбнулась и покачала головой.

— Спасибо. Педро, — прошептала она, возвращая ему оружие. — Спасибо, я понимаю, чем ты для меня жертвуешь, но не нужно. Ты должен бежать, понимаешь? А я все равно не умею им пользоваться… Прощай, Педро. Когда будешь на свободе, отомсти им за все! Прощай..

Она поцеловала его в щеку и пошла к воротам, откуда все настойчивее выкликали ее имя.

— Наконец-то, — улыбнулся лейтенант Нарваэс. — Вы заставляете себя ждать, сеньорита… Прошу! У вас болит голова? Сейчас это пройдет.

Выйдя из ворот, они свернули вправо, по обсаженной пыльными кактусами дорожке к зданию тюремной администрации. Джоанну пошатывало. Лейтенант шел впереди упругим спортивным шагом, точными ударами стека сшибая с кактусов мясистые отростки, усаженные пучками игл.

Распахнув дверь перед Джоанной, лейтенант пригласил ее войти и подождать две минуты. В комнате пахло старыми бумагами и сургучом, как в провинциальной почтовой конторе. На стене висела таблица каких-то сигналов и треснувшее по диагонали небольшое зеркало. Джоанна подошла ближе: из зеркала на нее глянули чужие измученные глаза, потом она увидела неряшливо растрепанные волосы и сожженное до черноты лицо с растрескавшимися в кровь губами. Она осторожно усмехнулась и отошла в сторону.

Вошел лейтенант, жестом радушного хозяина пригласив Джоанну следовать за собой. В прохладной комнате, где на столе бесшумно вращался маленький вентилятор, он усадил ее в кресло, принес воды и таблетку от головной боли.

— Я буду рядом, — сказал он. — Нажмите этот звонок, когда вы почувствуете себя в состоянии ответить на несколько вопросов.

С полчаса Джоанна пролежала в кресле, ни о чем не думая, наслаждаясь прохладой, отсутствием солнца и ощущением затихающей боли в висках. Потом она позвонила.

— Все в порядке? — весело осведомился вошедший в комнату лейтенант. — Отлично, отлично. Итак, сеньорита, несколько вопросов. Сколько дней вы провели в предварительном заключении?

— Около недели, — подумав, ответила Джоанна.

— Очень хорошо! За это время к вам не применяли мер физического воздействия?

Джоанна искоса взглянула на него и отвела глаза.

— Нет… — сказала она тихо.

— Вас кормили?

— Да.

— Вам давали воду?

— Да…

— Оч-чень хорошо! Не откажите скрепить это вашей подписью. Вот здесь, сеньорита, прошу вас.

Джоанна, хмурясь, прочла отпечатанный на машинке короткий текст и криво царапнула внизу: «Дж. Монсон». Ручка едва не выскользнула из ее непослушных пальцев.

— Отлично! Теперь, если вы не возражаете, я попрошу вас поехать со мной в одно место. Пустяки, всего десять минут езды.

Они вышли. Солнце опять ударило Джоанну по глазам с такой силой, что она вздрогнула и заслонилась ладонью. Сев в джип вместе с лейтенантом, она зажмурилась и не открывала глаз до самого конца пути.