Шон О'Фаолейн - Избранное

О’Фаолейн предостерегал и от опасности ограничиться местными проблемами, подчеркивал необходимость для писателя чувства широкого мира, хотя предметом изображения должно быть, на этом он настаивал, то, что хорошо знакомо по собственному жизненному опыту. Урок Чехова (его воздействие на ирландскую литературу не исчерпано и поныне) он видел в умении соединить национальное и общечеловеческое — Чехов, по его словам, был очень русским, но никоим образом не региональным писателем, «в Россию он вместил вселенную». Итог своим размышлениям о соотношении национального и общечеловеческого О’Фаолейн подвел в 70-е годы в статье «Портрет художника в старости»: «Теперь для меня Ирландия — это именно Ирландия. Внимание со стороны художника она вызывает тогда, когда становится частью мира».

О’Фаолейн выступал полемически остро, не боясь броских слов и передержек. В борьбе против национализма он готов был пренебречь его антиимпериалистическим на определенном историческом этапе содержанием. Но во всем, что он говорил об Ирландии и ирландцах, прежде всего видна заинтересованность человека, болеющего за свою страну и свой народ.

Роман «И вновь?» (1979), которым открывается настоящее издание, — тридцатая и пока последняя книга Шона О’Фаолейна (в 80-е годы вышло четырехтомное издание избранных рассказов). Опубликованный в канун восьмидесятилетия писателя, этот роман, столь не похожий на всё, что О’Фаолейн писал раньше, соединил в себе мудрость прожитых лет и дерзость юности. Роман, повествующий о «второй жизни» человека, ознаменовал и новый этап творческой жизни писателя. А «первую жизнь» О’Фаолейна представляет вторая часть предлагаемой читателю книги — рассказы, начиная с первого сборника «Безумие в летнюю ночь» (1932) и кончая «Зарубежными делами» (1976), то есть «малая» проза, создававшаяся на протяжении полувека — с середины 20-х и до середины 70-х годов.

На принадлежность, духом и словом, своих первых рассказов двадцатым годам — своим и в е ка — О’Фаолейн обращал внимание и в автобиографии «Vive Moi» (1964), и в предисловии к своим избранным рассказам. Они действительно рождены молодостью — писателя и века, но молодостью, уже пережившей войны — мировую, национально-освободительную, гражданскую. Они возвещали и рождение новой послереволюционной литературы Ирландии, решительно отвергшей романтическую символику и весь героико-романтический пафос предшествующего десятилетия. Новая литература жила уже не духом ожидания, грядущего очищения, а намерением рассказать, как все было на самом деле. Хотя это и не означает, что ей удалось создать эпос национально-освободительной войны. «Тихого Дона» в ирландской литературе нет до сих пор. Спустя десятилетия, вспоминая о начале своего творческого пути, О’Фаолейн писал, что он сам и его современники не смогли воспроизвести цельную картину действительности, «мы лишь откалывали от нее куски в виде рассказов».

Рассказом «Фуга» (1927) О’Фаолейн впервые привлек к себе внимание. Известный английский критик и издатель Эдвард Гарнетт — его прозвали повивальной бабкой писателей — высоко оценил талант начинающего новеллиста и посоветовал ему написать еще несколько рассказов, которые составили бы сборник о национально-освободительной войне в Ирландии. Рассказ «Фуга» вместе с заглавным рассказом сборника «Безумие в летнюю ночь» остался лучшим и наиболее характерным для раннего О’Фаолейна.

В «Фуге» воссоздана атмосфера партизанской войны, «ирландской герильи», когда маленькие «летучие колонны» республиканской армии, теснимые хорошо оснащенными отрядами черно-рыжих (так называли по цвету формы английские карательные отряды), от наступательных действий перешли к обороне. В другом рассказе того же сборника («Патриот») о тяготах скитальческой жизни республиканца говорится прямо: вынужденный вечно бежать, вечно скрываться, он «месяцами даже не вспоминает о доме и друзьях», «как потерявшаяся овца… бродит по серым горам», «каждую ночь спит в другой кровати и никогда дважды подряд не ест за одним столом». В «Фуге» все это автор дает возможность читателю слышать, чувствовать и видеть.

О’Фаолейн дал рассказу название музыкального произведения. Как в фуге, он ведет одну тему, отступая и вновь возвращаясь к ней, заставляя героя пережить радость мимолетной встречи с девушкой как нежданный подарок в скитальческой жизни. Образ девушки оживает в его памяти во время долгого и опасного пути. Новый ночлег и неожиданная встреча с той же девушкой. Но по сигналу тревоги надо опять бежать, скрываясь от погони. Повторяющаяся, как в музыкальной пьесе, тема облекается в мелодическую прозу, непривычную для английской речи, идущую от ирландской традиции напевной прозы, особенно выразительной в монологах драматургических героев Джона Синга.

Красота окружающей природы и манящий образ девушки противопоставлены в рассказе жизни, полной опасности. Противопоставление это ведет к мысли о противоестественности войны, несовместимой с жизнью, ее даром любви.

В своих ранних рассказах О’Фаолейн полемизирует с представителями героико-романтического стиля 10-х годов. Но его «жестокий реализм» выступает в сочетании с романтической экспрессией, выраженной в лексике, авторской интонации. Сочетании не таком уж неожиданном, если вспомнить рассказы Бабеля, очень популярные в ирландской литературе того времени. О войне О’Фаолейн говорит горькую правду, но он романтизирует само чувство разочарования в ней. Таких романтических пейзажей, такого обилия метафор (например: «туман белым облаком висел под луной»), как в ранних рассказах, у О’Фаолейна больше не встретить. Он сознательно освобождался от них, снижал иронией. В 60-е годы те же окрестности Корка, теперь из окна вагона, увидены совсем иначе: «Все выглядело так нежно, свежо, так зелено и молодо, и я так хорошо позавтракал» («Дивиденды»).

О’Фаолейн выделяет рассказ из других литературных жанров как наиболее личностный, располагающий к самовыражению. Говоря об этом в своей литературно-критической работе («Рассказ», 1948), он опирался на мировую литературу и на собственный опыт новеллиста. Опыт этот во многом основывался на ирландской литературной традиции.

В силу исторических причин устная традиция, бытовавшая в Ирландии вплоть до начала XX века, вступала в творческое взаимодействие с литературной традицией. В условиях колониального гнета, когда ирландское книгопечатание находилось под запретом, народная память стала самым надежным хранилищем ирландской литературы, а устный рассказ, наряду с поэзией, — и формой, и способом распространения. Выпестованное таким образом искусство рассказывания достигло высокого мастерства и чрезвычайно ценилось в широких крестьянских массах. Сама обстановка требовала, чтобы слово, обращенное к слушателям, было рассчитано на мгновенное взаимопонимание. Здесь во многом и лежат истоки повествовательной интонации О’Фаолейна, как, впрочем, и многих других ирландских новеллистов, — ее живость, непринужденность, доверительность, демократичность и обязательно острота (от остроумия до острословия).