Морган Спортез - Лю

Я спустилась с ним по темной, слабо освещенной желтой лампочкой лестнице в какой-то еще более темный проход, ведущий в комнату со сводчатым потолком, и вошла в нее. Дверь — железная — зловеще заскрипела и внезапно захлопнулась за моей спиной. Он закрыл ее на задвижку. И внезапно комната залилась неоновым светом. В тот же момент я услышала жуткий раскат хохота — хохота, который я хорошо знала.

— Сучка, теперь ты у меня в руках! — произнес голос СС.

СС, со скрещенными руками, выточенным, как у Керка Дугласа в «Тропинках славы», подбородком, голый, со старомодно выставленным членом и грязной саркастической улыбкой на губах, стоял прямо передо мной. Месье Делли, находившийся сзади, по-хамски обнял меня за талию и еще более по-хамски прошептал в ухо:

— Маленькая большевистская шлюха, я поймал тебя на крючок! Знай, что ты в руках СОИ [40] Служба общей информации в полиции. и тебе не просто будет выбраться отсюда. Выкладывай все, что знаешь и что мы еще не знаем, хотя мы многое о тебе знаем!

Он страшно больно ущипнул меня за зад.

— Вы что, легавый, а не революционер? И СС тоже легавый? А я-то думала, что он писатель!

— Дебилка, — сказал месье Делли, — если бы ты следовала диалектическому механизму моих рассуждений в ресторане, то поняла бы, что в этом перевернутом мире, где все поставлено с задницы на голову, Восток — это Запад, социализм — это капитализм, пиццерии — это прачечные, и поэтому революционер (он же писатель) может принадлежать к дому Легавых! То же касается и журналистов, художников, издателей, кинематографистов и так далее. Я уж не говорю о самых незрелых и самых прогнивших. Что, твой папаша, этот последователь Альтюссера, не научил тебя этому?!

Вскоре я очутилась на коленях, с голым задом, задранным кверху, связанная на стальном стуле, как художественная упаковка Христо, и под ударами кнута, которыми осыпал меня СС по причине «острейшей необходимости», стала читать его последнее измененное произведение: «Хвала практическому безумию» Канта. Первая фраза, которую я была вынуждена прочесть, звучала следующим образом: «Действуй так, как ты использовал бы человечество по отношению к самому себе и к другим, но не так, как многоразовую золотую зажигалку „Дюпон“, а как одноразовую шариковую ручку». И… трах, все мои долги, включая проценты, скопившиеся за те четыре месяца, пока меня не наказывали, посыпались на мой зад.

Я орала от боли, которую причиняли мне эти садисты-легавые, но мои крики не вырывались за толстые стены. Когда я вопила, ругалась, отбивалась, то заметила на полу, возле ножки моего стула для пыток, свои упавшие очки от Сони Рикел. В их темных стеклах на меня с ухмылкой смотрело мое отражение — рыжеволосая с расчлененной челкой: она, без сомнения, тоже была полицейской!

— Прекратите, мерзавцы! — во все горло заорала я. — Прекратите, или я вызову полицию!

Как видишь, Дик, я очень слабо разбиралась в диалектике. Разве я не была уверена, что полицейский и ЕСТЬ полицейский?

10 июля

Я агент СОИ, Дик, в чем не осмеливалась тебе признаться. Поэтому я не разговаривала с тобой вот уже четыре месяца! Но сегодня мне нужно с тобой поговорить, высказать все, накопившееся на сердце. То, что я расскажу, есть, конечно, в многочисленных отчетах, которые я делаю полиции, но я ей совсем не доверяю. Она все перевирает! Поэтому я делаю здесь свой собственный частный отчет. Я принадлежу к правому крылу СОИ, тем, кто работает на оппозицию, которая в настоящий момент относится к правым, так как есть еще левое крыло СОИ, которое работает на левых, находящихся в настоящий момент у власти. Как существуют Восток и Запад, так существуют левые и правые. Левые выступают против капитализма и против правых; правые выступают против социалистов и против левых. Поскольку капитализм это социализм и наоборот, то не стоит ломать над этим голову!

Урок, который преподнес мне СС четыре месяца назад, отхлестав меня по заду в сыром подвале (до сих пор больно), я хорошо усвоила; отныне я решила не иметь больше моральных принципов, даже кантовских, то есть я хочу сказать, что отношусь теперь к другим не как к конечной цели, а как к средству, нет, даже хуже, как к ничтожествам, нет, еще хуже — к нулям. И в первую очередь, к мэру, по поводу которого я обязана собрать столько информации и столько обличающих улик, сколько возможно в этом лучшем, но невозможном из миров. С ума сойти, как, несмотря на шпионок Баб* и Бижу*, я заставила трудиться ксерокс — великолепное упражнение в копи-арт — в моей компании «Коммюник и Ко». Сколько фальшивых счетов я увековечила! Мои художественные усилия позволили мне, например, тщательно «расчленить» то, как мэр приобрел себе виллу «Эдем-Рок». Эта покупка являлась действительно результатом покупки, которой предшествовала перепродажа: за десять лет — пять вилл, и каждая все роскошнее. По социалистической методике за виллы переплачивали те, кому он их продавал (это давало ему обильные барыши), среди них были многочисленные ПГД, тоже получающие благодаря мэру огромную прибыль (завышая, к примеру, стоимость бумаги на издание его газет «Ньюс мэгэзин» и других). Затем они отплачивали ему той же монетой, официально оформляя тайную прибыль. К торговле виллами добавлялась торговля коллекционными машинами и произведениями современного искусства.

Таким образом, менее чем за четыре месяца я, Лю, чтобы обогатить город, то есть мэра, то есть его партию, превратилась в художницу с мировым именем: мой расчлененный белый квадрат, который фирма-экран мэрии («Искусство без границ») купила у меня за какие-то гроши, был перепродан ПГД фирмы «Кока и Ко» три месяца назад за миллион долларов на аукционе «Кристи» в Лондоне. Но на этом невероятный рост в цене не закончился; представь, Дик, что мэр, поскольку я была слишком занята «Коммюник и Ко», чтобы рисовать, поручил одному из самых известных фальсификаторов на рынке искусства (специалист по Ренуару и Фрагонару, некоторые из его работ даже выставлены в лучших музеях) сделать сорок копий моего «белого квадрата», и эти копии в последующие дни были одновременно проданы в сорока различных местах в Париже, Нью-Йорке, Гонконге, Мюнхене, Токио и так далее, это позволило «нам» приумножить «нашу» прибыль (я говорю «нашу» в кавычках, поскольку мне, художнице, как обычно, ничего не досталось!).

Эксперты не заметили подделки, так как подделки выглядели более настоящими, чем подлинник. Эта «белая серия», как ее прозвала международная пресса, сделала меня знаменитой. Разве благодаря этому бесчисленному клонированию я не стала следовать евангельскому обычаю и раздавать хлеб щедрой рукой? Мое творение явилось самым обличающим примером, как можно в наши дни поставить искусство на поток. Мою фотографию поместили во всех иллюстрированных журналах, включая «Ньюсвик» и какую-то газетенку в Боготе, не говоря уже об «Арт-Пресс». Даже МСИ (Музей современного искусства в Париже) купил у меня одно полотно!