Владислав Артемов - Обнаженная натура

— Но вот же «Свод законов»! — наивно указал пальцем Пашка на несокрушимую плиту.

Вдоволь насмеявшись, юристы сунули под нос Родионову какую-то мятую бумажонку:

— Вот! Вот реальность!

Бумажонка потрепетала и растворилась в ловких руках.

— Но ведь это захват, оккупация! — возмутился Пашка.

— Если бы… — покачали головами юристы. — Если бы обычная оккупация… Но это не обычная оккупация. Просто земля продана.

— Земля продана, — пояснил Кумбарович. — А что продано, то не завоевано.

— Что продано, то продано! — заключили и юристы.

— Но так всю Россию можно продать! — возопил Родионов.

— А и продана, — восторженно подтвердили юристы. — Да так продана, что и дважды, и трижды… И все законно, без нарушений. Приватизация. Костромскую область, к примеру, четыре раза продали, там большая драчка назревает, надо бы успеть…

— Успеем, — спокойно сказал его товарищ, убирая документы в кейс. — А нет, так в Клину поработаем. Или в Смоленске, там тоже дел хватит.

Юристы исчезли стремительно, как и появились, ухитрившись каким-то образом одновременно проскользнуть в узкую створку двери.

— Вот так, Паша, ничего не попишешь, — грустно сказал главный. — Пиши, не пиши, а все равно ничего теперь не попишешь…

Пашка поднялся и молча вышел из кабинета.

Вокруг дома, словно у иностранного посольства тесно стояли иномарки. Два стяга реяли над крышей.

В окне второго этажа показался полковник с пожарным шлангом в руках. Мощная струя ударила оттуда и несколько группировок нападавших быстро отступили на недосягаемое расстояние. Нападавшие были страшны. Родионов, не в силах отвести глаз, разглядывал их внимательно и подробно. Это были люди, словно вышедшие из самой ночи, из подпольных глубин жизни, где до утра кипят страсти в полулегальных казино, пахнет анашой, свежей кровью, дорогим коньяком, револьверными дымками, черт знает чем, только не запахом нормальной человечьей жизни. Они были спокойны, как-то тупы и пакостны лицами, равнодушно жевали жвачку мощными челюстями. Похожи они были на диких кабанов, одетых в дорогие костюмы и поставленных на задние ноги. Пашка узнал среди них и знакомого афганца. Неужели выпустили, удивился он.

Три тощих иностранца стояли у машины и какая-то услужливая сволочь поясняла им, указывая на дом:

— Временное явление, не стоит, господа, вашего внимания… Утечка мозгов, одна шваль практически осталась…

Иностранцы кивнули и укатили прочь.

Полковник заметил Родионова и подал знак рукой. Пашка кинулся к дому, перепрыгнул яму, вскочил на родное крыльцо. Дверь распахнулась и тотчас захлопнулась за спиной у Пашки.

— Жив! — обрадовался из сумрака прихожей Касым. — Хорошо. Якши!..

Он вручил Родионову железный крюк:

— Здесь будь.

Сверху опять зашипел брандспойт, снаружи затопотали удаляющиеся копыта.

В коридор вбежала перепуганная Стрепетова, неумело держа в руках ржавый гвоздодер:

— Кузьма Захарьевич! — закричала она в лестничный проем. — Сзади заходят, с тылу!..

Мокрый полковник спустился вниз.

— Да-а, — хмуро произнес он, почесывая партизанскую щетину на подбородке. — Там как раз слабина у нас… Подомарева как, держится?

— Держится, Кузьма Захарьевич, зря вы ее намедни курвой обозвали.

— Зря, — согласился полковник, — но это же в бою! Хорошо, я иду к ней. Как крикну, врубай рубильник! — приказал он, разматывая черный кабель и пропадая в глубине коридора.

Из-за дома вывернули иномарки, припарковались напротив крыльца в сотне метров, за пределами досягаемости брандспойта.

Жильцы прильнули к щелям, сжимая оружие. От стада кабанов отделилась небольшая кучка, двинулась к дому, размахивая белой тряпочкой. Остановились у железных рельсов, что-то прокричали.

— Иди, Паша, поговори с ними, — разрешил полковник, увидев, что противники выложили на асфальт пистолеты и ножи и показали пустые ладони. — Близко не подходи, в случае чего мигом к дому.

Родионов осторожно выступил из дома. Остановился на безопасном расстоянии. И тут от кучки парламентеров отделился верзила с медалями:

— Привет, земляк! Вот не ожидал встретить! Помнишь милицию?

— Еще бы! — обрадовался Пашка встрече. — Так какого же рожна…

— Не шуми, — перебил афганец. — Надо потолковать.

Толковали недолго, дело было простым и понятным. Юристы оказались правы — за дом боролись два концерна: атлантический и европейский…

— Вы, главное, не уходите, — растолковывал афганец. — Живите себе спокойно, не встревайте. Мы тут между собой разберемся. Главное, чтоб вы не уходили. Населяйте себе дом… У нас ведь оплата почасовая, — доверительно понизил голос афганец. — Время — деньги. Ну все, атас! — крикнул он, увидев, как с другой стороны дома паркуются джипы противников. — Передай вашим, чтоб не совались… — И пригибаясь, побежал к своим.

Родионов вернулся в дом, подробно доложил о результатах переговоров. Жильцы долго обсуждали положение. Трудно было поверить в то, что воевать им самим больше не надо. Полковник, похоже, даже огорчился.

— Ладно, — сказал он. — Выхода все-равно нет. Поживем — увидим. Но всем готовность номер один. А пока будем ликвидировать разрушения.

Рано утром Родионова, едва успевшего задремать, разбудило страшное слово: «Барракуда!»

— Барракуда, барракуда! — звучало и звучало со всех сторон, повторяемое разными голосами, хватало за плечо, тормошило… Родионов разлепил глаза.

— Паша, надо идти на баррикаду! — ласково говорил полковник, склонившись над ним.

— Хрена я там не видел! — не отрывая головы от подушки огрызнулся Пашка. — Как-нибудь без нас разберутся.

— Паша, это приказ. — отрезал полковник. — Большие дела назревают в стране, а ты…

— Ладно, — согласился Пашка. — Все-равно башка тупая. Идем. Идем, Кузьма Захарьевич. Как бы только нам бока не намяли, я как-то влип в одну демонстрацию, едва ноги унес.

— Не робей! — уверенно произнес полковник. — Держись около меня. Закон на нашей стороне. Я убежден!..

На пороге появился Юра со свернутым в тугой рулон красным матерьялом. Все трое молча пошли к выходу.

Несмотря на мелкий дождичек, площадь была заполнена народом, какой-то человек в бронежилете кричал неразборчиво в мегафон, обращаясь к тесной толпе. Время от времени гремело в ответ на его короткие отрывистые выкрики мощное: «Ур-ра!» Было что-то праздничное и нереальное во всем этом. Совсем рядом жил своей обычной жизнью город, усталые люди ехали в метро, торговали киоски, а тут оказывается, назревали большие дела.

Неожиданно к ним, словно вывинтившись из земли, подскочил маленький черный человечек с микрофоном в руках. Впрочем, он и сам сильно смахивал на микрофон — тонконогий, тщедушный с огромной разлохмаченной головой на гибкой долгой шее. Человечек махнул рукой и камера уставилась на них.