Алина Дворецкая - Черный глаз

Игорь абсолютно спокойно стерпел «ублюдка», только дверь в комнату, где играл Максим, притворил.

— Давай не здесь, — предложил Павел Валентине. — Неудобно… люди.

— Люди? — не останавливалась Валентина. — Лю-ю-юди? Кто здесь люди? Эта тварь подзаборная? Или ее лопоухий муженек?

Игорь стоял и молча слушал, а Инге вдруг стало стыдно — впервые перед Игорем, за себя, и за Валентину, и за Пашку, и за свои дурацкие и ненужные с ним отношения…

— Да я этой твари тут все разнесу! — продолжала Мурашова. Поискав глазами, она вдруг взяла и ухнула на пол грязную тарелку. Инга опешила.

— Валька! — сказал Пашка предостерегающе и испуганно одновременно.

Валентина схватила следующую тарелку и запустила ею в Пашкину голову — тот едва успел увернуться. Потом хватанула целую стопку посуды — тарелки и блюдца со звоном рассыпались осколками, как тогда стекло в мурашовской квартире. «Это мне за то окно», — уговаривала себя Инга, не зная, как остановить погром. А Валентина уже дергала в исступлении кухонные занавески.

— Вот тебе, сука! — кричала она. — Я тебе тут все порушу! Будешь знать, как чужих мужей уводить!

Занавески поддались и рухнули вместе с гардиной, напрочь вырванной из стены. Из комнаты выскочил Максим.

— Мама, а почему тетя… — удивился он.

— Ага, значит, у тебя, тварь, и ребеночек есть, — прошипела Валентина, останавливаясь и сужая глаза. — И ты посмела… Да чтоб твоему отродью этому… чтоб он сдох, твой сучонок!

Она стояла, не зная, что еще сказать и сделать в безысходной ненависти, а перед глазами Инги понеслись, как в немом кино, черно-белые картинки. Дохлый кот Никита… грустные глаза пушистого щенка… глянцевый белый «мерс» Катькиного соседа Меньшова… никогда не виденная Ингой парализованная старушка… Инга почувствовала, как кровь ударила ей в виски, и больше уже ничего не видела и не слышала вокруг себя. Единственным ее желанием было зажать рот этой мерзкой колдунье, остановить поток фраз… Она опомнилась только тогда, когда почувствовала, как сильные руки мужа отрывают ее пальцы от мягкого махрового халата… и тут же услышала дикие крики, вой Валентины, и ощутила страшную усталость. Игорь усадил ее на табуретку, прислонил спиной к стене. Оглянувшись, Инга увидела Павла — он стоял в дверях с очень странным лицом, а дальше, на полу, лежала, тихонько подвывая, неподвижная Валентина в разорванном халате. Все ее лицо было в крови, и выдранные вместе с волосами бигуди-липучки были разбросаны по полу рядом.

— Ты… — сказала Инга, почти теряя сознание, — ты… поклянись, что мой мальчик не умрет.

После отъезда «неотложки» с Валентиной и Павлом Игорь отпаивал Ингу коньяком. Максим был отправлен к срочно вы-званной по этому случаю бабушке.

— Что я ей сделала? — спросила пьяная Инга у мужа.

— Ты? — он истолковал вопрос по-своему. — Сначала ты пыталась ее задушить. Потом головой стучала об пол. Потом в волосы, кажется, вцепилась. Я и не знал, что ты…

— Я боялась, что она сглазит Максима, — сказала Инга.

— Я понял. Я был так потрясен всем… Меня удивило, что Павел молча стоял и наблюдал, это ведь я потом оттащил тебя.

— И ты даже сейчас не возненавидел меня? — спросила Инга с вызовом.

Игорь тяжело вздохнул.

— Конечно, я не ждал такого от тебя.

Она молчала, ожидая, что он скажет дальше.

— Ну, может быть, у меня не самая плохая жена, — проговорил Игорь неуверенно. — Я увидел сегодня, какие еще бывают жены. Наверно, лучше иметь супругой такую тигрицу, готовую встать на защиту собственного сына, чем истеричку, которая перебьет всю посуду в доме… Мне бы хотелось, конечно, чтобы ты ревновала меня чуть-чуть… но не так, как жена Павла… Все-таки я люблю тебя, Инга.

Из глаз Инги сами собой полились слезы.

— Ты не обращай внимания, — сказала она, всхлипывая, — это как бы такая реакция после всего… это я так расслабилась.

— И потом, — продолжал Игорь, как бы не слыша ее, — теперь, кажется, я точно могу быть уверен, что у тебя с Пашкой все закончено.

Валентина пролежала в больнице десять дней. Игорь дважды навещал ее с конфетами и фруктами. В голове у Инги роились самые разные мысли. То она начинала панически бояться, что Мурашова напишет-таки на нее заявление в милицию (Пашка поклялся, что этого не будет), и состоится суд, и посадят ее в тюрьму за нанесение тяжких телесных; то начинала бегать кругами у телефона: позвонить Павлу или не позвонить, нет, нельзя, невозможно после всего, но пока Валентины нет дома, как удачно было бы встретиться; то ей вдруг казалось, что что-то страшное случилось с Максимом, и она срывалась с работы; то ни с того ни с сего начинала мечтать, как у ее Игоря с Валентиной в больнице внезапно начнется любовь, и они создадут новую семью, а ей тогда волей-неволей придется жить с Пашкой. Она все ждала, что Мурашов сам позвонит ей, но он не звонил.

— Ну все, Валентину выписали, — сказал однажды Игорь, вернувшись с работы. — Павел сказал.

Он так спокойно произнес имя своего соперника, как будто не было ничего — ни Ингиной измены, ни этой идиотской посленовогодней сцены.

— Меня в тюрьму она упрятать не собирается? — поинтересовалась Инга.

— Нет, Павел сказал, нет. В сущности, он сказал, там не было ничего страшного. Легкое сотрясение мозга. Она больше была напугана твоей агрессией, чем… Инга, пожалуйста, давай забудем все. Все кончилось. Все действительно прошло.

— Прошло, — подтвердила Инга.

Она могла утверждать это с такой легкостью, потому что Павел не звонил.

Он позвонил лишь в начале февраля — на работу Инге.

— Инга, — сказал он, — тут, понимаешь, такая история…

— Валентина написала на меня заявление, — догадалась Инга.

— Хуже, — сказал Пашка. — Меня посылают в Москву совершенствовать квалификацию. На два месяца.

— Ты звонишь, чтобы мне это сказать? — удивилась Инга. Пашка говорил с ней так, как будто они полюбовно расстались лишь вчера — до сегодняшнего вечера, например.

— Инга, понимаешь, я не могу без тебя, — сказал Пашка. — Два месяца тебя не видеть.

— Что ты хочешь этим сказать? — ее голос дрогнул. — Ты уже целый месяц благополучно меня не видел.

В трубке повисла пауза; Инга слышала Пашкино дыхание.

— Видел, — сказал он наконец. — Я приезжал к твоему ателье и подсматривал, как ты уходила с работы. Я прятался в соседнем подъезде, а машину оставлял у универсама. Вчера вот ты уходила с работы с этой рыженькой… в белых ботфортах… и проходя мимо подъезда, где я прятался, вы очень громко смеялись. Ты вообще очень веселая по вечерам… ты совсем по мне не скучаешь, да?

Инга боялась только одного — вдруг Пашка поймет, что она плачет. Поэтому она собрала в кулак все, что еще можно было собрать, и спросила как можно равнодушнее: