Видиадхар Найпол - Средний путь. Карибское путешествие

Что же до мистера Бархема и священных, "данных от Бога"

господ нашей расы, то если они не могут перенести болезнь роста, которой болеет черная часть общества, — пусть идут с миром. Их угрозы нас не остановят.

И наконец позвольте сказать всем чернокожим людям на этом острове, что зависть и насилие в отношении других рас — не ответ на наши проблемы. Чтобы решить наши проблемы, нужно следующее:

(i) Уважать самих себя.

(ii) Сначала помогать своим, потом другим. Так делают все другие расы.

(iii) Наши люди должны выказывать больше ответственности и физической смелости.

(iv) Мы должны учиться действовать самостоятельно и не должны зависеть от правительства.

(v) Мы должны усвоить ценность "группового сознания" и быть готовыми пожертвовать личными и профессиональными интересами ради блага расы.

(vi) Мы должны ликвидировать безграмотность и снизить уровень черной преступности.

(vii) Сексуальная распущенность наших мужчин и женщин истощает жизненные соки нашей расы. Наши молодые мужчины должны раньше жениться и воспитывать своих детей в хорошо обустроенных домах, а не приставать к женщинам, пьянствовать и совершать разнообразные правонарушения.

(viii) Необходимо активнее заниматься бизнесом и не проматывать, а вкладывать деньги.

Ни слова, заметьте, о белых и черных фортепьянных клавишах, вместе создающих гармонию: настолько усугубился и озлобился национализм двадцатых и тридцатых, настолько близко интеллектуалы подошли к растафарианству.

Я отправился за город, чтобы провести "полевое интервью" с одним коммунистом. Он принял меня в похожем на коробку однокомнатном офисе. Офис стоял на сваях, там были два стола, один стул, одна печатная машинка и больше ничего. Он встал и начал ораторствовать, с такой жестикуляцией и таким голосом, что я стал умолять его сесть и говорить спокойнее. Он объявил со слегка зловещей улыбкой, что он человек с "международными связями". Я ехал долго и по слишком большой жаре, чтобы испугаться или испытать какое-то потрясение. Он повторил, что у него — "международные связи". Я пригласил его чего-нибудь выпить в китайской пивной, где нам, по крайней мере, было бы просторнее. Он произнес речь об опасностях алкоголя. Я сказал, что если он не пойдет, то я пойду один. Он закрыл свой тесный офис, и мы поехали в пивную. Он ни разу не дал прямого ответа ни на один вопрос, сказав с улыбкой, что приучился к "осторожности". Он выражался исключительно метафорами. Набирают ли коммунисты силу в его районе? "Река должна течь", — сказал он. Еще на один вопрос он ответил: "Нам нужно масло для революционной лампы". В какой-то момент он произнес долгую речь о подавлении народа и о неизбежности революции. Получают ли они какую-нибудь помощь с Кубы? "Я научился осторожности. Я человек с международными связями. Думаете, можно взваливать на себя вагон и маленькую тележку?" Мне подумалось, что помощи с Кубы они не получают. Я спросил его, как он начинал. Тут он стал более разговорчивым и вест-индским и поведал о начале своего поприща: во время войны в качестве агитатора среди ямайских летчиков в военно-воздушных силах Великобритании. "Я был чем-то вроде адвоката за наших. Когда у кого-то возникали проблемы, я говорил: "Парень, единственный выход — напирать на расовые предрассудки". Это воспоминание его порадовало. Затем, он сказал — как будто о своем триумфе, в который обратилась допущенная по отношению к нему несправедливость: "Они загнали меня в какое-то местечко в Шотландии. Там не было ни одного черного на всю округу". Тут я понял, что зря повез его в пивную. Двое глупых ямайцев, которых я взял с собой в качестве знатоков местности, уже напились. Они начали выступать против коммунизма, да так, что можно было оглохнуть, а мой коммунист, совершенно трезвый, храбро отвечал им в своей кособокой ямайско-валлийской риторической манере. Крики не прекращались. Выпивка, риторика, громкие повторяющиеся доводы: многие из собраний на Ямайке, которые я посетил, заканчивались подобным образом.

Итак, на Ямайке всегда пребываешь в двух мирах, не имеющих между собой ничего общего: в мире среднего класса — важные, самодовольные псевдоамериканские речи мужчин и женская болтовня о том, как трудно найти хорошую прислугу, — и в более обширном, пугающем мире за его пределами. Совершаешь поездку в Кайманас на заседание ямайского клуба "Терф" [6] Изнач. "Терф" — лондонский аристократический клуб завсегдатаев скачек. Основан в 1868 г. — и надо совершить другую поездку в Кайманас, на сахарные плантации: безработные рабочие в ярких свитерах, валяющиеся под деревом, мрачные — получили от ворот поворот, равнодушно жалуются, что их огороды разрушили: "молодые, молодые тыквы", говорят они, как будто об убийстве, хотя у истории явно есть и оборотная сторона; табличка на воротах фабрики: "кто ест сахарный тростник во дворе, будет уволен". Красивая черная крестьянка с семью детьми, "а всего двенадцать, включая аборты": "У них и мысли нет о нас, тех, кто здесь в пыли и крошеве".

Везде за границей мира холодильников и автомобилей в рассрочку ("Все теперь автомобиле-сознательные", как сказала одна молодая англичанка), высококачественных магнитофонов и бесед о Лоренсе Даррелле, живут практически так же, как и во времена Троллопа, что так возмутило его сто лет назад, — отрицают регулярный труд и довольствуются принципом "с руки да в рот". Как человек в пивной под Мандевиллем, который отказался работать на бокситовую компанию просто потому, что надо было все работать да работать, а он предпочитает работать с перерывами. "Когда я ушел от бокситчиков, — сказал он, — я отдыхал целый месяц, пил каждый день лишь две моих водички (ром и воду)". Каждый из двух миров делает другой нереальным; а радиовещание погружает оба в атмосферу фантазии. Захватывающая дух бурная веселость коммерческих джинглов "Радио Ямайка" и высококачественные передачи "Ямайской радиовещательной компании", с разговорами, благовоспитанными дискуссиями и анализом новостей: и то и другое принадлежало обустроенному, уверенному в себе обществу. И я не мог соотнести это с людьми на земле, по которой ходил, и они тоже казались не более чем отрывочными словами и мотивчиками в перегретом воздухе.

Я путешествовал почти семь месяцев. Я начинал уставать. На Ямайке мои дневниковые записи становились короче и короче, а затем прекратились окончательно. Записывать стало нечего. Каждый день я видел одно и то же

— безработицу, уродство, перенаселенность, расовые проблемы — и каждый день выслушивал один и тот же по кругу идущий спор. Молодые интеллектуалы, усердно учившиеся, чтобы обогащать развивающееся, стабильное общество, говорили и говорили и начинали беситься от того, что ничего кроме как говорить они не могут. Они искали врага-угнетателя, а его не было. Гнет на Ямайке был не просто расовой проблемой или нищетой. Это результат и рабского общества, и колониального общества, и слаборазвитой экономики перенаселенной сельскохозяйственной страны; и со всем этим не может справиться какой-нибудь один "лидер". Ситуация требовала не лидера, но общества, которое понимает само себя и видит цель и направление движения. А это общество знает лишь эгоизм, цинизм и саморазрушительную ярость.