Лори Нелсон Спилман - Жизненный план

Мерлин возвращается с моей скатертью и салфетками.

— Семнадцать пятьдесят, — произносит она.

Я достаю деньги и поднимаю глаза на Гарретта.

— Рада была увидеться, — говорю я, стараясь произносить слова как можно спокойнее. — Удачи вам.

— Вам тоже. — Он несколько минут колеблется, затем решительно выходит из прачечной.

На небе сгущаются облака, добавляя к синему аметистового и серого. Собирающийся дождь прицельно выверяет момент нападения. Я полной грудью вдыхаю затхлый аромат приближающейся грозы и спешу домой, пока не взорвалась грозовая туча.

Всю дорогу домой я занимаюсь самобичеванием. Зачем, ну зачем я только открыла рот? Гарретт, должно быть, счел меня ненормальной, пригласившей на семейный праздник едва знакомого человека. Да и глупо предполагать, что такой мужчина может быть одиноким. Он великолепный врач и прекрасный человек. Неудивительно, что мы ни разу не смогли встретиться, скорее всего, именно мама выставляла все эти препятствия, чтобы уберечь меня от связи с женатым мужчиной. Господи, когда-нибудь встречу нормального одинокого мужчину, который полюбил бы и меня, и Остин?

При этом перед глазами возникает образ Герберта Мойера и никак не желает покидать меня.

В доме пахнет жареным чесноком, из кухни доносится веселый смех. Я отпускаю с поводка Райли и всецело погружаюсь в убеждения самой себя. Мне необходимо скорее забыть об унизительной встрече с Гарреттом Тейлором, в конце концов, сегодня мамин день рождения, и я никому и ничему не позволю его испортить.

Из гостиной мне навстречу выбегает Брэд и берет у меня пакет.

— Только что звонила Дженна. Самолет сел вовремя, и она уже едет.

— Ура! Почти все в сборе. — Я беру Остин на руки и поворачиваюсь спиной к Брэду, чтобы он снял с меня «кенгуру».

— Зои только что рассказала мне о своей лошадке Плуто. — Брэд наклоняется к моему плечу и шепчет в ухо:

— По словам твоего отца, анонимный спонсор перевел в Нельсон-Центр значительную сумму на восстановление конюшни. Что ты продала на этот раз? Еще один «ролекс»?

— Взяла часть пенсионных денег. Ради такой эффективной программы для Зои можно и штраф заплатить.

— Что ж, поздравляю. Пункт номер четырнадцать выполнен! — Он весело смеется, и я не могу сдержать улыбку.

— Ты проиграл, неудачник.

— Нет, в этой ситуации проигравшей можно считать только Леди Лулу. Помнишь Лулу, ту кобылу, которую нам предлагали купить в приюте для животных? — Он делает печальное лицо и смахивает несуществующую слезу с глаз. — Бедняжка Лулу. Должно быть, ее уже везут на бойню.

— Не везут. Лулу месяц назад переехала к хорошим людям.

— Погоди, ты и Леди Лулу не забыла? Какая ты молодец.

— Не обольщайся на мой счет, — пожимаю я плечами. — Для меня было настоящим облегчением узнать, что ее купили.

Брэд смеется и поднимает ладонь:

— Впечатлен. Вычеркиваем еще один пункт. Ты почти у цели.

— Да, осталось самое сложное, — вздыхаю я. Мое самолюбие по-настоящему уязвлено. — Время идет, Брэд. У меня есть всего месяц, чтобы влюбиться.

— Слушай, я уже об этом подумал. Ты ведь любишь Остин, правда? Смотри, ведь это вполне можно назвать «любовью, за которую можно и умереть». Ведь именно об этом говорила твоя мама.

Я смотрю на дочь, за которую не задумываясь отдала бы жизнь. Если я соглашусь, то получу конверт с номером семнадцать, потом выкуплю мамин дом, и все цели будут достигнуты в срок. Мы с Остин получим наследство и будем чувствовать себя в безопасности.

Я открываю рот, чтобы сказать «да», но меня останавливает возникший перед глазами образ четырнадцатилетней девочки с грустными глазами, опечаленной, что я предала ее давнюю мечту. Я слышу голос мамы: «В вопросах любви нельзя идти на компромисс».

Я беру Брэда за руку:

— Спасибо за доверие, Мидар.

— Нет, я только хотел…

— Я знаю. Ты только хотел помочь. Я ценю, но должна в любом случае выполнить все пункты жизненного плана, сколько бы это ни заняло времени. И дело тут не в наследстве. Я не имею права расстроить маму — или ту девочку, которой когда-то была. — Я целую Остин в лобик. — Мы прекрасно проживем и без миллионов.

Мэри ставит на стол, накрытый маминой любимой скатертью, серебряное блюдо со светло-коричневой лазаньей.

Кэтрин зажигает свечи, я выключаю электрическое освещение, и в комнату сразу проникает лавандовый свет приближающейся грозы. Если бы за столом сидела мама, она непременно всплеснула бы руками и сказала: «Милая моя, как это чудесно!»

Мое сердце наполняет гордость и одновременно тоска от потери самого близкого человека.

Раскаты грома выводят меня из задумчивости, через секунду дождь уже барабанит в оконные стекла, посаженный мамой дуб яростно раскачивается из стороны в сторону.

— Ужин готов, — громко объявляю я и оглядываю близких и родных мне людей. Они любили маму и меня, поэтому и собрались сегодня в ее доме. Джей помогает сесть Шелли и целует ее в затылок. Шелли оглядывается и краснеет, понимая, что я заметила это мимолетное проявление нежности. Я подмигиваю ей в знак одобрения. Кэрри и ее семья занимают противоположную сторону стола, дети шумно спорят, кто сядет рядом с Зои. Брэд и Дженна занимают места рядом с Шелли и оживленно обсуждают перелет. Я беру за руку отца и веду его к месту во главе стола — месту, принадлежащему ему по праву. Мэри и Дэвид устраиваются рядом с Джоадом, по правую руку от которого лежит на руках у тетушки Кэтрин моя любимая дочь Остин. Я слышу, как брат предлагает жене подержать малышку, чтобы спокойно поесть, но та наотрез отказывается. Наши с Кэтрин взгляды встречаются — взгляды двух таких разных женщин, влюбленных в одного маленького человека.

Когда все, наконец, рассаживаются, я занимаю место в торце стола напротив отца.

— Я хотела бы произнести тост, — встаю я и поднимаю бокал вина. — За Элизабет Боулингер, за удивительную женщину, которая для кого-то из нас была мамой… — Горло сдавливает, и я замолкаю.

— Для кого-то другом, — продолжает Дэвид, кивая мне с улыбкой.

— Для кого-то любимой, — добавляет Джон. По лицу видно, что его переполняют эмоции.

— Для кого-то боссом. — Это вступает Кэтрин. Мы все смеемся.

— Трое из присутствующих будут называть ее бабушкой, — заканчивает Джей.

Я смотрю на Эмму, Тревора и Остин.

— За Элизабет, — говорю я, — за удивительную женщину, так много значившую для всех нас.

Мы шумно чокаемся, и в этот момент раздается звонок в дверь.

Тревор сползает со стула и бежит за Райли в холл.

— Кто бы там ни был, скажи, мы ужинаем, — подает голос Джоад.

— Верно, — кивает Кэтрин, поглядывая на спящую у нее на руках Остин. — Остин не любит, когда ее беспокоят за едой.