Евгений Будинас - Дураки

— Я переведу как лобби, — сказал переводчик.

— Кроме того, с помощью Спецзнака мы сможем подгрести под себя заказы не только частных фирм, но и всех государственных...

— Монополия, — сказал переводчик. Доневер задумался.

— Почему господин Слабостаров так не хочет, чтобы у вас с нами получилось? — спросил господин Доневер, когда они уже подъезжали к первым городским постройкам.

— А почему вы так не хотите иметь дело с государством?

— С этим государством, — уточнил Доневер. — Как вы знаете, в нашем концерне доля государства весьма значительна.

— Хорошо, пусть с этим.

— У меня нет оснований ему доверять. Вот вы собираетесь производить ценные бумаги и даже дензнаки на экспорт...

— Это не я. Это Слабостаров.

— Хорошо, пусть Слабостаров. Неужели вы надеетесь, что у вас кто-нибудь станет размещать заказы? Ведь вы — государство фальшивомонетчиков. Вы не задумываясь включаете печатный станок и выпускаете ничем не обеспеченные деньги, причем тайно, обманывая своих. Кто помешает вам обмануть чужих и напечатать себе лишний миллиард другой валюты? Нет... Я еще могу поверить Дудинскасу, потому что вы лично мне симпатичны, и мне кажется, что мы с вами сумеем выбрать какой-то безопасный вариант отношений... Раз уж я здесь и деваться некуда... Но я не могу поверить господину Слабостарову. За ним — государство жуликов и временщиков, у которого давно уже нет никакой морали. Но без морали нельзя достигнуть подлинного успеха в любом бизнесе. Это, между прочим, основной тезис моей новой книги. Доневер снова замолчал. Потом спросил:

— Разве вы не знаете, что господин Слабостаров ведет с вами двойную игру?

Дудинскас знал. С месяц назад прилетала рабочая группа для подготовки визита господина Доневера. Желая продемонстрировать прочность своего положения и готовность государства оказать поддержку, Дудинскас на первую же встречу пригласил Колю Слабостарова, представив его как своего партнера.

Назавтра за обедом руководитель рабочей группы господин Пауль, шеф восточной службы концерна, неожиданно прямо спросил:

— Почему господии Слабостаров так плохо о вас отзывается? Ссылаясь на мнение своего министра господина Куренкова, он уверяет, что в таком темном омуте, как ваша фирма (на самом деле Коля Слабостаров сказал «в частном болоте») не могут «водиться караси». Он попросил передать это мнение господину Доневеру.

Ничего иного Дудинскас и не ожидал, хотя и удивился, что Слабостаров проявил себя так сразу. Поблагодарив господина Пауля, Виктор Евгеньевич поспешил его успокоить. Он не сомневается, что, втянув Колю Слабостарова в сотрудничество, сумеет его поставить на место.

Об этом же он и сказал сейчас господину Доневеру. Тот в ответ только пожал плечами.

Уже по дороге из аэропорта господин Доневер счел необходимым предупредить господина Дудинскаса, что вкладывать сюда деньги его концерн не собирается. В лучшем случае они намерены лишь помочь Дудинскасу наладить дело самому. Не стоит обнадеживаться.

— Учтите, у нас есть принципы, которым мы никогда не изменяем.

Виктор Евгеньевич оказался за границей в сорок три года, приехав в немецкий город Брауншвейг по частному приглашению своей школьной пассии; ее звали Элен, хотя раньше она была просто Ленкой. Оказавшись на Западе, Дудинскас был унижен и оскорблен. Прилавки магазинов ломились, в ресторанах и днем горели свечи, а он не мог позволить себе пригласить свою подругу на обед. В присланном ему приглашении она брала обязательство обеспечить ему питание и жилье. Он писал книги, снимал фильмы, был лауреатом разных премий, а Елена служила библиотекарем. В школьные годы они промышляли пятнашками, которые Дудинскас умело извлекал из телефонных автоматов, пока Ленка делала вид, что кому-то звонит. За час «работы» набиралось на кино и даже на маникюр. Дальше Дудинскас карабкался, не жалея себя, она, сразу после школы уехав с матерью, вышедшей замуж за немца, жила тихо, старалась поменьше трепать себе нервы... Тем не менее не он, а она могла оплатить обед. В приличном ресторане всей его наличности хватило бы только на кофе. В той же поездке Виктора Евгеньевича, журналиста, представили одному из министров Западного Берлина. Тот изучал русский, мечтал поехать в СССР и был рад пообщаться с Дудинскасом как с носителем языка. Потом он позвонил Элен и попросил передать ее другу господину Дудинскасу, что ему хотелось бы с ним еще разок-другой встретиться, но только чтобы господин Дудинскас при этом не слишком обнадеживался и не рассчитывал на ресторан.

Встретились в гостях у друзей Элен. Виктор Евгеньевич выбрал момент и пригласил министра приехать в Советский Союз всей семьей.

— Приезжайте, — сказал Дудинскас, попросив Элен переводить и проследив, чтобы перевод был всеми услышан. — И я обещаю вам, что каждый день у вас на столе будет все то, что вы всю свою жизнь видели только в магазинах.

Министр приехал, и сатисфакция состоялась. Виктор Евгеньевич повез их в колхоз с нелепым названием «Память Ильича», где друг Дудинскаса председатель колхоза Леша Орел угощал их свежезапеченными бычьими яйцами. В Таллинне они плавали на спортивной яхте, угощались икрой спецпосола — не черной и не красной, а желтой форелевой, с икринками размером с кукурузное зерно. Они слетали в Тбилиси, где тарелки на столе выстраивались в пять этажей, а вино черпали из огромных, врытых в землю глиняных квири.

У несчастных немцев от избытка впечатлений кружилась голова, а от деликатесов их просто тошнило.

Все это Виктор Евгеньевич, известный журналист, писатель, киносценарист, в совковых условиях — элита, всегда мог. К тому же имея множество высокопоставленных друзей. Но он страдал из-за того, что все это было чужим. Он и в бизнес пошел из-за того, что хотелось не ощущать себя нищим и что-то значить не только в совке, но и за его пределами. Кое-чего он достиг, но сейчас, встречая того же Дариела Доневера, он ясно понимал, что никакая они не ровня.

— Принципы — это не то, с чего начинают отношения, а то, к чему приходят в итоге, — сказал Дудинскас, сдерживая бешенство. — В девятом классе я был безумно влюблен.

Моя девушка заявила, что не может мне позволить ничего такого, потому что у нее принцип — до женитьбы не давать. Тогда я и подумал, что принципы — это то, с чем надо бы завершать жизнь, а не начинать ее...

— Ну и чем закончилась эта история? — улыбнулся Доневер, внимательно выслушав перевод, но не обидевшись.

— Очень скоро у меня появилась другая девушка, она была более сговорчивой; с ней у нас получилось совсем неплохо для начала... Еще и потому неплохо, что до женитьбы у нас дело не дошло.