Евгений Будинас - Дураки

— Это мы уже проходили ...

Весной, в преддверии новых парламентских выборов, без всякого предупреждения в Дубинки приехал Симон Поздний.

Где-то к концу первого года работы в «Артефакте», совершенно отключившийся от «уличных боев» и митингов Дудинскас среди подчиненных обнаружил человека, который не слышал про Народный фронт. Он был так удивлен, что тут же опросил буквально всех артефактовцев. Невероятно, но ни один из них, кроме Вовули, про Народный фронт ничего не знал. В лучшем случае что-то слышали, но, что именно, вспомнить не могли.

Виктора Евгеньевича это потрясло и заставило оглянуться. Совсем недавно он своими глазами видел тысячи людей на митингах, ощущал перемены, отмечал, как много Симону Позднему с его неформалами удается, как становится «популярной» еще недавно считавшаяся стыдной мова, как трепещут на солнце бело-красные стяги, которых с каждым днем становилось все больше... Но вот всего лишь шаг в сторону — другая жизнь, иные интересы. Политики живут в собственном, отделенном от общества пространстве-времени...

Оглянувшись, Виктор Евгеньевич обнаружил, что местные в Дубинках не знают, что уже давно нет царя... то есть, конечно, слышали, что его нет (Ленин сбросил), но как бы и не знают — не придают этому значения. Для них и немцы были обычной сменой порядков — в бесконечном ряду начальников и ничего не меняющих перемен. Вспоминая немцев, партизан, полицаев, советских, говоря о нынешних и непонятно каких, в деревне их не вполне различают, называют они, а если и подразделяют, так только на плохих и хороших.

Соседка Анна Павловна рассказала ему, что, когда плохой полицай навел на нее (она стояла с дочкой на руках) автомат, хороший немец ударил его прикладом по голове, потому что у него тоже была дочка, он и фотографию показал.

Не то что с перестройкой — с самой войны здесь ничего не изменилось. На столе у Анны Павловны все та же буль6а, та же шкварка, только теперь уже без простокваши, так как коров в деревне никто не держит, и чай без сахара, так как денег на сахар теперь нет...

Но Симона Позднего как раз знали. Собрались у дома Дудинскаса, даже из-за реки подошли, смотрели с удивлением, пытались потрогать. Всех видели — и Лонга, и Месникова, и генерал-полковника от безопасности Горова, и даже районных царей, но как бы не замечали. А этот отчего-то показался, произвел впечатление.

Может быть, потому, что в стороне, одиноко и не приближаясь, стоял комендант их хозяйства, отставной полковник Петр Петрович Захаренко, придерживая рукой самодельный бело-красный флаг...

Симон Поздний ходил по объектам, собранный и деловой, каким никогда раньше его Дудинскас не видел. Расспрашивал всех подробно — про жизнь, про зарплату, про то, как вообще работается, и очень похож был на прежних партийных.

День выдался удачный: и кирпич подвезли, и раствор, и тракторы на поле гудели. А тут еще приехали шабашники и принялись под присмотром архитектора Дергачева с художником Борисом Титовичем настраивать механизм ветряка.

Здесь Симон Вячеславович проявил познания в том, как раньше все это было. Он даже знал, как отливаются жернова. По специальности, оказалось, почти этнограф. Здесь же, опять как и все приезжавшие, пообещал помочь, чем вызвал у Виктора Евгеньевича улыбку, на которую не обиделся [63] И оказался-таки не трепачом — «сосватал» в консультанты Виктору Евгеньевичу известного профессора-ботаника Т. А. Федорчука — пожалуй, самое ценное для музея Дудинскаса приобретение. Профессор тут же принялся высаживать в Дубинках дендропарк, «как и положено в историческом поместье». Составил опись растений на любимой Дудинскаса поляне, которая, оказывается, при помещиках называлась «Гербарий». .

Подходя к людям, Поздний хвалил работу:

— Вот видите, сколько всего можно было сделать, если бы другая власть.

Снова подходил к людям, говорил:

— А представляете, сколько бы вы здесь сделали, если бы не большевики?

За накрытым в саду под цветущей яблоней столом, пригубив сухого (обычно он не пьет), Поздний поднялся с тостом:

— А вот представляешь, как бы здесь все было и что бы ты здесь понастроил, если бы...

— Если бы что? — спросил Дудинскас.

Симон замолчал, смутился. Потом засмеялся. Понял.

Зависело все и всегда, как убежден был Дудинскас, только от одного. От упрямства, от настырности, от идиотизма и решительности прошибать лбом стену.

Сколько здесь родилось Бедолаг да Старобитовых [64] Председатели самых передовых в республике колхозов, дважды Герои Социалистического Труда. , столько и стало передовых колхозов, столько «маяков». Но ровно столько их и вообще могло быть — будь тут капитализм, феодализм или «азиатский способ производства».

Перед отъездом Симон Поздний спросил у Дудинскаса:

— И где ты, Евгеньевич, всему этому научился?

Когда в первый раз женишься, все должно быть по-настоящему — золотые кольца, свадьба с гостями и неизбежно костюм-тройка. Виктор Дудинскас в юности был пижон, и перед свадьбой он поехал в Вильню к знакомому портному, прихватив с собой картинку из журнала мод. Стал рассказывать, что и как ему нужно пошить.

— Нет, вы мне так много не рассказывайте, хотя вам, может быть, и интересно. Вы покажите мне эту картинку.

Виктор показал.

— Если я вас правильно понимаю, так вы хотите, чтобы ваш свадебный костюм сидел на вас, как нарисовано на этой красивой картинке, что очень понравилось бы вашей юной невесте?

Именно об этом Дудинскас мечтал.

— Большое вам спасибо, теперь я буду знать. Но еще я хотел бы знать: и когда вам это нужно?

Разумеется, это нужно было вчера. Ну хотя бы завтра. Старый еврей переспросил:

— Вы завтра женитесь?

— Нет, я женюсь послезавтра.

— Утром или вечером?

— Ну разумеется, утром. Но у меня еще куча забот...

— О, это в корне меняет дело.

За двадцать пять рублей старыми он ровно за сутки сшил костюм, который сидел на Дудинскасе лучше, чем на любой картинке.

— Где вы научились так шить? — спросил Виктор, уже и тогда проявлявший любознательность. Тем более что в ателье ничего подобного ему не сшили бы и за два месяца.

— Очень просто. Еще «пше польском часу», как у нас теперь говорят, я был молод, как вы, мечтал стать хорошим портным и уже даже был подмастерьем. Вам это не покажется странным, что у меня тоже была невеста? Когда она приходила ко мне вечерами, мы начинали болтать. Однажды, болтая, я гладил пиджак клиента, чего нельзя делать, даже если ваша девушка очень хороша, и я спалил этот пиждак. Тогда у нас с ней остался только один выход — за одну ночь сшить новый костюм, потому что тот пиджак сгорел, но не от стыда, а от утюга, как вы поняли. И мы сшили с ней этот костюм, потому что если бы мы так не поступили, я никогда не стал бы портным. Меня выгнали бы из этого ателье и взяли бы только подметать нецентральные улицы.