Эрик Фай - Нагасаки

Потом я постоял перед стенным шкафом. Две панели высотой два метра сорок сантиметров. Одна из них отодвинута и закрывает собой другую. От полки до потолка не больше восьмидесяти сантиметров. Глубина? Максимум метр. Внутри деревянная обшивка. Спальное место класса люкс в неподвижном поезде. Полиция ничего не тронула. Футон; смятые простыни; пластиковые бутылки. Когда полицейские ее увели, она, видимо, прихватила только свои туалетные принадлежности и узелок с бельем. Под подушкой нашелся роман, который я разыскивал на прошлой неделе в книжном шкафу — «Скандал». На страничке с загнутым уголком, там, где ей пришлось прервать чтение, Сюсаку Эндо пишет: «Неожиданно главный механизм его бытия разладился. И на то была вполне очевидная причина. С того самого вечера, как…» [18] Сюсаку Эндо (1923–1996) — японский писатель, чье творчество сосредоточено на проблематике христианства в Японии. Роман «Скандал» (1986) посвящен беспощадному психологическому анализу «второго ‘я’»; вызвал неоднозначную реакцию в связи с откровенным описанием извращений. Идиот, проворчал я про себя, поскольку мне пришло в голову послать книжку в тюрьму, чтобы она ее дочитала. В сущности, интуиция ее не обманула, ведь гостей здесь практически не бывало. Мой престарелый отец никуда не ездил. Что касается сестры и зятя, я ждал их уже больше года. Я вспомнил, когда сам ездил к ним, — в начале мая; наверное, тогда она чувствовала себя тут полной хозяйкой. Должно быть, спала на татами. Была ли она одна в своей келье в ту ночь? Я задвинул дверцу шкафа и, пятясь, вышел из комнаты, так как в квартиру позвонили: явился слесарь.

Позже, включив совсем тихо телевизор, я слушал шум внешнего мира. Душа ни к чему не лежала. Канал документальных фильмов вещал о стариках и роботах, которые будут когда-нибудь помогать им в быту. Опять! Похоже, это дежурная тема! Число жителей страны, достигших ста и более лет, равное ста пятидесяти трем в 1963 году, спустя тридцать пять лет дошло до десяти тысяч, а сегодня возросло до тридцати шести тысяч двухсот по всему архипелагу, сообщала молоденькая журналистка (ей предстоит присоединиться к данной категории никак не раньше 2080 года). Форменное нашествие. Те, кто отпразднует столетие в нынешнем году, получат серебряный кубок из рук премьер-министра. И естественно речь зашла о Танабэ. Опять этот кретин тут как тут: дотянул, видите ли, до ста тринадцати… Танабэ рано встает и читает газету, Танабэ по утрам пьет молоко… Танабэ то, Танабэ се… Этакий всенародный малыш в колыбельке, над которой каждый день склоняется камера. Я представил себя в преклонном возрасте, лет через пятьдесят. В рудниках Бразилии или Конго, где добывают колтан, касситерит и другие диковинные металлы, ждут материалы, из которых для меня сделают робота. В дни моей бесконечной осени он будет при мне неотлучно: ему предстоит беседовать со мной, запоминать мои предсмертные распоряжения и однажды принять мой последний вздох. В один прекрасный день (его на это запрограммируют) он положит руку мне на плечо, ласково позовет по имени, затем проведет этой рукой перед моими глазами и возле рта, после чего даст сигнал к процедуре похорон, набрав номер Скорой помощи. Я выключил телевизор: мое жилище погрузилось во тьму, а я ловил доносившиеся звуки — последние трамваи, отдаленный шум машин, порой цикады, музыка ветра в бамбуковой роще и потом капли дождя, тяжелые, как время.

Пока я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь подобраться ко сну то с фланга, то с тыла, меня сверлит мысль, которую невозможно отогнать. В одну из сотен ночей, проведенных в нескольких метрах от меня, эта женщина могла бы встать и ударом ножа убить меня во сне. Я ничего не знаю о ее прошлом, не знаю ни побуждений, ни причин, которые заставили ее здесь обосноваться и потом пачкать мои простыни, вытираться моим полотенцем, гадить в моем сортире, и за все это я на нее зол. Я находился целиком в ее власти; однако помышляла ли она о том, чтобы легко и без всякого повода меня убить и безнаказанно скрыться? Вспоминается рассказ Эдогавы Рампо о человеке, который тайно живет в диване [19] Эдогава Рампо (искаженное «Эдгар Аллан По»; настоящее имя — Таро Хираи, 1894–1965) — основатель современного японского детектива. . Кончается ли рассказ убийством? Забыл; да это и неважно; много месяцев я жил в рассказе в духе Эдогавы и задним числом никому такого не пожелаю. Она меня не прикончила, очевидно потому, что она искала тихое, обжитое, прибранное местечко, намереваясь без лишних тревог продолжать бессмысленную авантюру, возможно, в ожидании какого-то проблеска света. Значит, это не была ни госпожа Смерть, ни госпожа Страх. Скорее госпожа Кто Угодно, и не было в ней никакого величия.

Мне давно бы следовало спать, и, лежа на спине, подогнув ногу, я уже погружался в сон, как вдруг одна закравшаяся мысль уничтожила все мои попытки заснуть. А что, если в доме прячется какая-то другая женщина? Эта нелепица заставила меня усмехнуться во тьме, и все же мне представилось, что в каждом стенном шкафу таился призрак былой любви, словно задержанная с поличным женщина воплощала мою давнюю влюбленность, скажем, юношескую любовь с первого взгляда, которую я не узнал. Я решил прибегнуть к своему запасу снотворных. Неестественный сон, тяжелый и серый, как плотная туча, прогнал эти мысли. Но спокойствие его нарушали хитросплетения грез, как нарушают спокойствие морского плавания яркие зигзаги молний в ночи.

Он удивлялся, замечая, что на кухне пропадают продукты: пятидесятилетний холостяк, житель южных кварталов, установил камеру и выяснил, что в его отсутствие по дому разгуливает незнакомка.

Хозяин обнаружил самозванку, наблюдая за квартирой с места работы, и вызвал полицию, думая, что имеет дело с воровкой. Полицейские задержали женщину, поселившуюся в пустующем шкафу, где она расстелила циновку и разместила свои пожитки.

«Мне негде было жить», — объяснила пятидесятивосьмилетняя безработная. По сообщению полиции, она тайно жила здесь около года, иногда временно перебираясь на одну из двух других квартир, где также ночевала инкогнито.

Я отложил «Нагасаки симбун» — газету, которую никогда не покупаю. На статью указали мне коллеги; все вели себя уважительно и деликатно. Выдержав паузу, они покачивали головами, будто приговаривая: «Надо же… Ну и ну!» «Мне все равно», — хотел было я сказать, перед тем как пробежать эти строки. Что-то в моей жизни произошло, но теперь закончилось, инцидент исчерпан. Хотя ничто не было исчерпано и инцидент только начинался, я не желал подавать виду. Я отвечал на расспросы, играя двойную роль жертвы и мимолетной звезды. А они подшучивали, чтобы меня развеселить. «Неблагодарный! Похоже, вы нашли оригинальный способ выставить из дома жену, Симура! А сами все сваливаете на полицию». Я улыбнулся тому, кто это сказал, едва заметно, чтобы у него не возникло охоты развивать эту тему. Все вернулись к работе. Во влажных инкубаторах, нависших над Китайским морем, родился тайфун, и у нас были все основания вскоре ждать его вторжения в наши пределы. Машинально кликнув мышкой на экране, я открыл изображение кухни. За окнами, высоко на деревьях, коршуны выкрикивали свое «ки-и, ки-и». Я никогда по-настоящему не прислушивался к их крику, не обращал внимания, как они летают. Неизвестно, враждебно ли их «ки-и», предвещает ли оно нападение с пикированием или это лишь песнь дозорного.