Олеся Мовсина - Чево

В третий раз он сам ее нашел. На первом же мероприятии, которое прессе полагалось освещать. Подошел, взял за руку, а она пошла.

В тот раз он так крепко ее напоил, что угловатая насмешливая гордость сломалась пополам, и Фенечка долго плакала лицом в окно, в стол, в его лицо, плакала о ком-то похороненном, но незабытом. И когда наступила ночь и их попросили из заведения, она не могла идти и падала от отчаянья, теряла сознание под каждым фонарем. Тогда Матвей взвалил ее костлявое журналистье тело на плечо и понес к себе домой, где она, собственно, и осталась до лучших времен.

Это кто же сказал, что двум смертям не бывать?

Прочитав несколько сотен писем от Мэтра-с-кепкой, Марк заново научился понимать, ходить и говорить (причем на нескольких языках) и вот он уже был готов к смерти номер два. Он получил новые личные вещи, память и документы. Он получил новое имя, профессию и манеру пить кофе. Наступил момент прощания с Домом на поляне, момент окончательного рождения в новую судьбу.

Инициация требует жертв. Господин-товарищ Мэтр-с-кепкой жертвовал своим драгоценным временем. По случаю он облачился в огненного цвета форму: на ярко-оранжевый китель набросил алую шинель с тремя большими слонами на погонах.

Инициация требует жертв. Марк Матвеев жертвовал сам собой. Из Дома на поляну — не глядя на луну — он прошел к Мэтру и хотел ему что-то по-человечески сказать. Покачал головой Мэтр и добавил знаками: «Мы слишком хорошо знаем друг друга, мы можем общаться без слов».

«Да, конечно», — Марк изобразил покорность и снова передал Мэтру какие-то предметы.

Это был деревянный какой-то зверь, огромный, в два человеческих роста: не то слон, но скорее — все-таки конь. Наличие таких странных животных Марк обнаружил на поляне в первую ночь. Еще тогда подумал: «Неужели?»

Исполнение обряда было оформлено до странности бедно, примитивно: банальная канистра с бензином, банальный коробок спичек.

Марк в последний раз кивнул последнему человеку, а тот кивнул ему в ответ. Обливая и поджигая сие троянское чудовище, Марк (как и положено) не думал ни о чем. Заглядывая коню в зубы, отодвигая язык и еще языки пламени, залезая внутрь, — сосредоточился на одном, всё согласно инструкции. И только внутри пылающего сруба какая-то ассоциация (горящая рыжая ведьма?) привела его к видению: огненная Аграфена, стоящая на коленях, страшноглазая, с оплавляющимися губами и волосами, — протягивала руки в его сторону, но не к нему. Потому что она была слепая и она его видеть не могла. Марк закричал, как человек, убитый (горем?), и на секунду перестал существовать.

Когда он вышел из огненного бреда, и бред рассыпался пеплом за его спиной, на темной поляне стоял чемодан, а костюм пассажира второго класса дожидался хозяина, будучи повешенным на ветку. И вот, переодевшись и взяв в руку поклажу, этот никому не известный человек стал, не оглядываясь, удаляться от дома на поляне — по направлению к утру.

Когда Адамович вернулся тогда на поклон к Инфаркту Миокардовичу (Баба Яга и Кощей, пожимавшие друг другу руки, непричастно засмотрели при виде его в разные стороны), главный собаковод напутствовал его:

— Ежели хочешь выручить своих родных, увидеть их живыми-невредимыми, сходи для этого туда-не-знаю-куда, найди тово-не-знаю-чево. А найдешь — тогда и посмотрим, как помочь твоему горю.

«Вот это да, — подумал Адамович, — как же я найду его, это чево, если я даже его не знаю, если даже Инфаркт Миокардович, уважаемый человек, хотя и злодей, — тоже тово не знает»?

Грустно чавкая этими мы(ю)слями, Адамович шел и встретил Киссу Каруселькину. Кисса только что проснулась, но еще не успела как следует проголодаться, так что была розанчиком в самом цвету. Только некоторая озадаченность осеняла ее романтическое чело.

Увидев Адамовича, Кисса обрадовалась:

— О! Как я ра-адамович! Вообрази, спала я на скамеечке, где вы меня оставили до лучших времен, и вдруг подходит какой-то дядя, будит меня… Кстати, а где Евовичь? Будит меня и говорит, представляешь, что мне уже пора стать волшебным помощником, или нет, выполнить функцию… Ну, что-то в этом роде. Говорит — и уходит. Что бы это значило?

— Я не знаю, — Адамович от горя еле языком ворочал.

Ну, Кисса, конечно, начала расспрашивать, Адамович и признался, что позарез ему теперь нужно найти это тово-чево, а без нево, этово чево — и жизни ему не будет, потому что Ево… Тут он заплакал на полуслове и стал собирать слезы в полиэтиленовый пакетик из-под сосисок, участливо предложенный Киссой.

— Ну, дела! И где же ты его искать собираешься?

— Не знаю, — проплакал Адамович, как плавающий студент, случайно попадающий в точку (расставляющий точки над Ё).

— Знаешь что, — предложила разумница Каруселькина, — пойдем, попробуем поискать это чево у меня дома. У меня много всякого барахла, авось чевонить найдется-сгодится. А заодно, — уже вцепившись в руку Адамовича своей ласковой хваткой, — ты расскажешь мне, как всё произошло.

Изучение Киссиного барахла даже притупило на время Адамовичево горе.

— Сколько у тебя этого навалиса! — восхищался он, вертя в руках иллюстрированные кирпичики. — Ах, какая интерефная Фкафка! А это что еще за каменное строение (Пётр Арка)?

Кисса скромно, но горделиво жмурилась:

— Это всё осталось от прежних хозяев квартиры. Здесь раньше жил мой крестный, Мурыс Выходер со своей семьей. Мы ничем уже давно не пользуемся, да я, собственно, и не знаю как. Поэтому я и подумала — может, тебе подойдет. Вот, например, это: на нем даже сверху написано, что оно идет.

— Не идёт, Кисса, а идиот. И, по-моему, это вовсе не то, что имел в виду Инфаркт Миокардович.

— Инфаркт Миокардович? — насторожилась Кисса и невольно зашипела всем своим существом. — Это не он ли тебя случасом за чевом послал?

Тут начал наконец-то Адамович рассказывать всё по порядку. Кисса про себя вздыхала, охала и даже мысленно заламывала свои пухлые запястья от ужаса. Но когда герой дошел до того места, куда привел его хозяин Йошкиного кота, не выдержала и спросила:

— Куда-куда?

— Ну как, в отделение милиции, известное дело, — на улицу Горошковую.

— На Горошковую! — Кисса закатила глаза от стыда за чужое незнание. — Не Горошковая нужна, а Меховая! Мне ли не знать, меня уже столько раз туда забирали за покражу сосисок! — и она быстро-быстро затормошила близлежащее барахло в поисках карты города.

Дальше всё развивалось как в сказке, где скоро дело делается. Адамович и Кисса, ни слова не говоря, бросились на Меховую улицу, пока не закрылось на обед настоящее отделение милиции. Им нужно было срочно обвинить шайку самозванцев с Горошковой в незаконном задержании Жучки и Евовичи, а также, возможно, раскрыть заговор собаководов и кошководов.