Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2013)

О фильме «Фауст» см. также статью Натальи Сиривли («Новый мир», 2012, № 5).

Анна Наринская. «Будут у нас еще и русские люди, и русская речь». Андрей Дмитриев получил «Русский Букер». — «Коммерсантъ», 2012, № 231, 6 декабря < http://www.kommersant.ru >.

«Бурление другого рода вызвало выступление председателя жюри нынешнего года критика и эссеиста Самуила Лурье, который, перед тем как объявить имя русского писателя-лауреата, спросил гостей церемонии, отдают ли они себе отчет в том, что вообще-то русская литература закончилась примерно в 1949 году, и предположил, что собравшиеся, будучи, как он сам, нормальными людьми, читают зарубежные детективы, а не современную русскую литературу. В зале это предположение вызвало ропот, а другой член жюри, писатель Роман Сенчин, вышел к микрофону и заявил, что нет — русская литература и после 1949 года „шла пунктиром” и что она скоро проявит себя в нашей огромной стране, „и будут у нас еще и русские люди, и русская речь”. Эти слова собравшимся понравились, и букеровский обед весело продолжался».

«Нового содержания у поэзии нет...» Беседовала Дарья Лебедева. — «Книжное обозрение», 2012, № 22, 12 — 19 ноября < http://www.knigoboz.ru >.

Говорит Максим Амелин: «Я люблю разные вещи, но античность и русский XVIII век, действительно, оказали на меня сильнейшее влияние. Свой „архаический” период, длившийся с 1996-го по 2001 годы, я давно завершил. Хотя, если присмотреться, в стихах того времени ничего такого уж древнего нет — ритмы вполне современные, смыслы — тоже. Главная задача стихотворца, на мой взгляд, — поиски формы, языка и стиля. Своих, особенных. Вся лучшая мировая поэзия на этом основана».

«Иногда я не понимаю, зачем этим занимаются другие. Я занимаюсь стихотворством почти профессионально. Почти, потому что эта профессия не приносит мне средств к существованию, но она — мое главное дело. Поэту в наше время необходимо иметь работу, которая его прокормит. Мировой опыт подсказывает, что только так и возможно выжить. Советское время, когда поэтам платили за поэзию деньги, прошло безвозвратно».

«А прозу как таковую, особенно длинную, мне писать неинтересно потому, что там нужны сюжетность и однозначность. Рассказ со сдвигами еще можно написать, а вот романа уже не получится. Я люблю, когда все сказано в языке, все слова и смыслы сливаются в один хор. Поэзия — это концентрат, а проза — разбавленная водица. Разве что найду какую-нибудь особенную форму, как Саша Соколов — ведь его проза, по сути, по составу и по материи, поэзия».

В конце февраля стало известно, что Максим Амелин стал лауреатом Премии Александра Солженицына.

Сергей Носов. «Достоевщины у нас в быту хватает. И гоголевщины, кстати, тоже…» Беседу вела Елизавета Александрова-Зорина. — « Thankyou.ru », 2012, 6 декабря < http://blog.thankyou.ru >.

«Более надежного, более проверенного носителя памяти, чем печатная книга, наша цивилизация не придумала. А мы сейчас отдаем себя в заложники собственным технологиям, возжелав накопленную человечеством информацию поставить в зависимость от состояния электрических зарядов в полупроводниковых кристаллах. Ну а вдруг? Знаете, моя жизнь выпала не на самое драматическое время, бывали времена и похуже, но и на моей памяти исчезали сигареты, соль, бензин. Никто не знает, с чем придет к нам Великая Встряска».

Одиночество Евгения Гришковца. Записала Юлия Скляр. — «Читаем вместе. Навигатор в мире книг», 2013, № 1 < http://www.chitaem-vmeste.ru >.

Встреча читателей с Евгением Гришковцом на ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction .

«— Ваше отношение к новейшей русской литературе?

— Я ее совсем не знаю, не читаю».

Островки читательской безопасности. Беседовала Татьяна Шабаева. — «Литературная газета», 2012, № 51, 19 декабря.

Говорит Борис Куприянов: «Ну, вот, например, на одной международной выставке в большом городе с интереснейшей историей мне бросилось в глаза тотальное отсутствие любопытства у наших писателей. Их совершенно не интересовало, что происходит за стенами гостиницы и выставочного помещения. Тридцать писателей выпивали и обсуждали гонорары, говорили не о культуре, а о том, кто из них более успешен. Критерий успешности — деньги! Меня это удивило страшно, я таких разговоров в издательских и даже книготорговых кругах не замечал. В тех кругах спорят, что актуально, какие книги сейчас в России нужны… получается, такой „Разговор книгопродавца с поэтом” наоборот».

Александр Самоваров. Мастер. — «АПН», 2012, 6 декабря < http://www.apn.ru >.

«[Василий] Белов был элитарным писателем. И это была драма пресловутых деревенщиков, к которым относили и Белова. Народ их не особо читал, их читала почвенная русско-советская интеллигенция. Даже с Шукшиным было то же самое. Он служил русскому народу, любил его, боролся за его интересы, но говорят, что даже в его родном селе к нему „народ” относился не очень. Народ не видел себя в его текстах, народ увидел себя только тогда, когда Шукшин снял „Калину красную”, мелодраму, когда он „народу” все начал объяснять на понятном для него языке».

«В любом „народе” есть два народа. Массы, толпа и элита этого народа, в данном случае под элитой я понимаю мыслителей, интеллектуалов, сознательно служащих своему народу. Русский народ холоден к своей элите. Безразличен. Поэтому он до сих пор и не состоялся».

«Позднее Валентин Распутин признал, что они думали, что являются духовными поводырями русского народа, а это оказалось не так. Ибо поводырь знает, куда идет, а они не знали. Просто не за что уцепиться русскому человеку, не было идей. Сейчас идея есть — русское национальное государство, демократия, как власть русского большинства. Идея есть, но во всю идет реставрация СССР».

Иван Толстой. Барин из Парижа. «Двенадцать стульев» как спецоперация. — «Русская Жизнь», 2012, 19 и 27 ноября < http://russlife.ru >.

«Киса Воробьянинов настолько хорош и выразителен сам по себе, что мысль о его вторичности кажется неуместной. Даже если он с кого-то и списан, трудно представить, чтобы оригинал мог соперничать в бессмертии с отцом русской демократии. Между тем в бессмертии-то как раз — запросто. Эмигрант Василий Шульгин — Воробьянинов-первый — прожил 98 лет, скончался в Советском Союзе и „Двенадцать стульев”, несомненно, читал, как в свое время читала, веселясь, вся русская эмиграция (и даже Набоков в „Тяжелом дыме” назвал роман „потрафившим душе”). Но именно детали, невероятные подробности подлинного визита и, главное, сама фигура прототипа, тайно пришедшего через границу и — о Боже! — тайно ушедшего назад в Европу, мешает всей этой истории скромно таиться в чащобе комментаторских частностей».