Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2013)

«Язык политизируется там, где отсутствует политика». Андрей Архангельский беседует с филологом Михаилом Эпштейном. — «Огонек», 2013, № 51, 24 декабря < http://www.kommersant.ru/ogoniok >.

Говорит Михаил Эпштейн: «Мне кажется, начался процесс сознательного возвращения общества в родной язык, оживление вкуса к языкотворчеству, словотворчеству. Этот процесс можно назвать воязыковлением — по сходству с воцерковлением. Человека крестили младенцем, он об этом и думать забыл, но вот приходит время — и он возвращается уже сознательно в ту церковь, которой неосознанно принадлежал по факту крещения. То же самое происходит и в наших отношениях с языком. Мы возвращаемся уже взрослыми в тот язык, которому принадлежим по факту рождения в нем, и уже сознательно участвуем в его обрядах, заново открываем смысл в тех словах, правилах и грамматических структурах, которые раньше употребляли автоматически, по привычке».

«И мне кажется, что в общественном и политическом вакууме 2000-х вся скрытая энергия российского бытия, вся тоска по смыслу и воля к смыслообразованию стали опять переходить в язык, в языкотворчество, потому что больше им просто некуда было деться».

Составитель Андрей Василевский

«Волга», «Вопросы литературы», «Дружба народов», «Звезда», «Знамя», «Православное книжное обозрение», «Солженицынские тетради», «Toronto Slavic Quarterly»

Василь Быков. «И был фронт, и была война, и был плен…» Беседу вел Иван Афанасьев. — «Вопросы литературы», 2012, № 6 .

Публикуется впервые. Беседа была записана исследователем творчества писателя в Минске в мае 1988 года: И. А. работал тогда над кандидатской диссертацией на тему «Антивоенная направленность творчества Василя Быкова», и это была их первая беседа, впоследствии долгое общение продолжалось до августа 2001 года (последней встречи в Германии).

«…Видите ли, я меньше всего преследую какие-либо дидактические цели. Я просто оперирую жизненным материалом. Ясное дело, что жизнь всегда сложнее каких-то установок. Всегда сложнее. И вот эту сложность я хотел показать в данном случае. И, может быть, в поступках Мороза, может быть, того же Рыбака (герои „Обелиска” и „Сотникова”. — П. К. )… У меня часто спрашивают: „Ну, что он — предатель, не предатель?..” Я не знаю. Я не знаю. Потому что это только один из его поступков. А последующие — еще где-то за рамками повести. Поэтому он мог вполне и поучаствовать дальше в карательных акциях, и убивать, и стать убийцей. Мог, допустим, увидев, к чему его готовят, — вернуться, перебежать к своим. Свои могли его застрелить: великолепно... Могли его послать куда-то. Например, в штрафники, чтобы он искупил там эти подозрения. В общем, могло быть по-разному. Но такая задача уже не стояла.

Тут я уж не знаю... В том, что касается войны, всегда, почти всегда обстоятельства сильнее человека. Я имею в виду прошлую войну нашу. И человек в единоборстве с этими обстоятельствами очень редко одерживает победу. Или же победа его может быть только вот такого характера, как у Сотникова.

— „Мертвое” доказательство.

— Только такая победа. Потому что обхитрить, обойти, победить обстоятельства, в общем, практически было невозможно».

В другом месте беседы, говоря о том, что немецкому фашизму все-таки не удалось выполнить задачу «тотального расчеловечивания», В. Б. приводит в пример «классического представителя немецкого пруссачества» — генерала Паулюса, который отменил в своей армии приказ Гитлера об уничтожении в прифронтовой полосе коммунистов и евреев. «Это, в общем, довольно непонятный поступок с точки зрения любой военщины. Ну а потом еще надо иметь в виду христианскую традицию, хотя фашизм ее, надо сказать, подвел основательно в Германии».

Константин Исупов. Два века в тени Искандера. Императивные и эстетизированные. — «Вопросы литературы», 2012, № 6.

«В одной из лучших книг о Герцене — монографии Г. Шпета — „сердце” развернуто в широком миросозерцательном контексте. Эта категория положена в основу социальной жизни и в самую глубину межличностных отношений, более того — она предположена в составе познавательных процедур: „Как в примирении индивидуального и общего нужно было, чтобы человек не только ‘любился‘, не только жил своим чувством и сердцем, но также проникался идеалами общего, так и здесь к теоретическому решению разума, которое остается только отрицательным, должно присовокупиться положительное движение сердца и воли”. <���…>

Шпет пережил наследие Герцена как нечто интимно-сердечно причастное его собственному мироощущению. Русский философ, говоря о Герцене, забывает свою обычную маску скептика-ироника, которая так раздражала его современников. В рассуждениях о мечтательно-романтическом утопизме в сочетании с фанатизмом у Шпета вырываются интонации свидетеля, до последних глубин потрясенного распадом социального бытия: „Кто однажды продумал смысл и психологию этого мировоззрения, враждебного настоящей и в настоящем жизни, тот с осторожностью и опаскою будет прислушиваться к звукам марша, призывающего в бездушный град безликого будущего, ибо эти звуки только для того, чтобы заглушить стон и рыдание тех, на чьих настоящих слезах и на чьей настоящей крови воздвигается в настоящем этот безумный и бессердечный град”».

В номере см. также: материалы из архива Льва Копелева, мемуары Бенедикта Сарнова об истории публикации романа Гроссмана «Жизнь и судьба».

Здесь и воспоминания Бориса Друяна («Том агатовый») о девятилетних мытарствах с изданием посмертного тома стихов Ахматовой (того самого, к которому было написано предисловие К. Чуковского, в котором подготовкой текстов и примечаний отдела поэзии ведала Л. Чуковская). В результате многих драматичных событий статью для книги написал главный редактор издательства Д. Хренков, а роль составителя перешла к автору мемуара. Честное и добросовестное свидетельство, хорошо отражающее издательскую атмосферу 1970-х. Среди «филологических портретов» современных поэтов обращу внимание на статьи Е. Пестеревой (об Алексее Цветкове) и саратовского критика Е. Ивановой (об Ирине Евсе).

В. В. Каширина. Юбилей 100 лет назад. — «Православное книжное обозрение», 2012, № 11 (024).

В 2015 году на общецерковном уровне будет отмечаться 200-летие со дня рождения святителя Феофана, Затворника Вышенского, — великого церковного писателя и проповедника. Здесь рассказано, как отмечался его предыдущий большой юбилей. Вослед заметкам — огненная, если не сказать сильнее, статья студента Анатолия Вельмякина «Неверие как преступление» с напоминанием о том напряжении, с которым служил Затворник, о его «жарком» слове.