Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2013)

o:p /o:p

[19] Имеется в виду мой блог.

o:p /o:p

[20] Тогда она еще не особо интересовалась обзаведением «сиротами», перепевальщицы ее раздражали, в ленинградской литературе она чувствовала себя вытесненной на обочину (не Советской властью, это был общий фон для всех, а Кузминым, продвигавшим Анну Радлову в качестве «первой поэтессы»).

o:p /o:p

[21] До того, как он применил к своим стихам принципы обэриутской поэтики и создал некоторое количество очевидных шедевров — подробнее см. в нашей статье о поэзии Зальцмана: Юрьев О. А. Заполненное зияние — 3, или Солдат несозванной армии. — В кн.: Юрьев О. А. Заполненные зияния. Книга о русской поэзии. М., «Новое литературное обозрение», 2013, стр. 64 — 78.

o:p /o:p

[22] Историю ему, как и многим детям военных, тем более во времена, на которые выпало его детство, заменяла география: сначала Кишинев (рождение), Одесса, скитания по Югу России (в разгар Гражданской войны!), переселение в Ленинград, потом бесконечные разъезды со съемочными группами по Сибири и Средней Азии, эвакуация в Алма-Ату — все это основополагающе для его литературы, в отличие от Петрова, основополагающей для которого является история, в первую очередь история культуры.

o:p /o:p

[23] Зальцман П. Я. Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения. Составление, подготовка текстов, послесловие и примечания Ильи Кукуя. М., «Водолей», 2011. o:p/

o:p /o:p

[24] Зальцман П. Я. Щенки. Проза 1930 — 50-х годов. Подготовка текстов Ильи Кукуя и Петра Казарновского, послесловие и примечания Ильи Кукуя. М., «Водолей», 2012.

o:p /o:p

[25] Кроме романного отрывка «Средняя Азия в Средние века», но о нем мы будем говорить после его публикации, которая, надеюсь, не заставит себя ждать.

o:p /o:p

[26] Филонов П. Н. Дневники. СПб., 2000, стр. 217.

o:p /o:p

[27] Трогательно, например, почти полное снятие этой полюсности в «Вечере у Клэр» Гайто Газданова — почти полудетское нежелание мальчика, завинченного в исторический вихрь, знать и решать, кто из взрослых во всем этом виноват.

o:p /o:p

[28] Человечески их объединяет очень многое, несмотря на совершенно разные типы личности, социокультурный фон и т. д. Например, ни тот, ни другой не ходили со своей литературой «в собрание нечестивых», по слову псалмопевца, — в советские редакции.

o:p /o:p

[29] Об открытии этой культуры см. более подробно в нашей статье «Даже Бенедикт Лившиц» (Юрьев О. А. Заполненные зияния. Книга о русской поэзии. М., «Новое литературное обозрение», 2013, стр. 28 — 39).

o:p /o:p

[30] Предупрежу возможную читательскую иронию: даже «дикие степи Забайкалья», даже зачуханные казачьи городки и деревни Сибири начало к концу XIX века затягивать тонкой пленкой цивилизации. Кто не верит, пусть перечтет хотя бы «Похождения факира» (1935) Вс. Вяч. Иванова.

o:p /o:p

[31] Некая девушка любит дядю, вожделеема племянником, которого, в свою очередь, желает тетя; а дядя, тот любит тетю, без взаимности — бульварная комедия с кровавым концом.

o:p /o:p

o:p /o:p

Анатолий Рясов. Пустырь. СПб., «Алетейя», 2012, 248 стр. o:p/

o:p /o:p

Роман начинается описанием снега. «И снег будет падать. Холодный и хрустящий. Хруста не будет слышно». Снег падает, ложится на ладони, стирает пространство. Ничего, кроме снега и «шепота тишины», — нет. Этот снег никто не видит. Он только осязаем. «Мягкий пух впивается в кожу мелкими осколками. Несравненная гармония ваты и стекла. Сугробы растут так быстро, что бледно-алые точки едва заметны, и они никогда не станут заметны. Нет, будут. Эти стигматы обязательно будут различимы. Когда снег растает. Если снег растает. Пусть он когда-нибудь растает. Растает сразу, как только губы разучатся вышептывать тишину. Как только босая нога сделает первый шаг». o:p/

Уже по этому отрывку видны стилистические принципы построения текста: минимум вещей, максимум ощущений — звуков, касаний, причем неясно, кто ощущает; допущения и предположения, противоречащие друг другу («…не станут» — «Нет, будут»). Процесс говорения, построенный так, чтобы ничего не сказать. Этот принцип речи и в дальнейшем будет повторяться и воспроизводиться. Периоды будут все длиннее и длиннее, вещи все неопределеннее, люди — бескачественнее. o:p/

Но вернемся к процитированному отрывку. Чья «босая нога сделает первый шаг»? o:p/

На последней странице романа один из героев видит, «…как безумец топчется на месте, словно разучившись ходить, как не может сделать и шага в направлении изгороди… Каждый шаг давался ему с таким мучением, словно, делая его, он терял несколько лет жизни… Вокруг босых ног виднелись темные прогалины. Неспособная сделать ход, фигурка замерла в бесконечности космоса, но что удивительно: она не падала, как будто ветру было не под силу уронить ее. Мальчик всматривался в белое пламя не разыгранной партии — пламя, в котором все сущее горело, не сгорая. Фигурка больше не шевелилась, но сохраняла за собой угрожающую возможность возобновить движение. Ничто, кроме тающего под босыми ногами снега. Не выдавало в бродяге жизни». o:p/

Это последние слова романа. Но ясно, что последует за ними: «И снег будет падать. Холодный и хрустящий…». o:p/

Круг замкнется. Речь истончится и уйдет. Останется только неясная надежда, что «босая нога сделает первый шаг». o:p/

Роман оказывается даже не шагом, а попыткой шага — одного шага на месте. Фигурка, увязнувшая в снегу. И почему-то босая. Развернутое на две сотни страниц описание пустоты. o:p/

o:p /o:p

Согласно квантовой теории поля физический вакуум, строго говоря, не вполне пуст. В нем постоянно рождаются и аннигилируют пары «частица — античастица». Вакуум живет. Но он не перестает быть вакуумом. o:p/

«Пустырь» — в некотором смысле описание такой модели вакуума. Начавшись концом и кончившись началом, роман населен персонажами, наполнен описаниями, событиями, разговорами, но все они не более чем нулевые колебания вакуума. o:p/

Фигурка начнет двигаться. Станет бессловесным бродягой, обретет нечеткие, но все-таки вполне реальные очертания. И постепенно возникнет действие, разворачивающееся не в пространстве-времени, а в поле слов, в потоке речи. Прерывающей себя, противоречащей себе. Петляющей, срывающейся. o:p/

В эссе «Ничто, или Последовательность» (предисловие к вымышленной книге Соланж Маррио) Станислав Лем пишет: писатель паразитирует на опыте читателя. «Любовь, дерево, парк, вздохи, боль в ухе — читатель понимает это, потому что испытывал сам. С помощью книги можно в голове читателя попереставлять всю мебель, при условии, что хоть какая-то мебель до начала чтения в ней находилась. Ни на чем не паразитирует тот, кто производит реальные действия: техник, доктор, строитель, портной, судомойка. Что по сравнению с ними производит писатель? Видимость. Разве это серьезное занятие? Антироману хотелось взять за образец математику: она ведь тоже не создает ничего реального! Верно, но математика не лжет, поскольку делает только то, что должна. <���…> Писатель, поскольку его не понуждает такая необходимость — поскольку он так свободен, — всего лишь заключает с читателем свои тайные соглашения; он уговаривает читателя предположить... поверить... принять за чистую монету... но все это игра, а не та чудесная несвобода, в которой произрастает математика. Полная свобода оборачивается полным параличом литературы» [1] . o:p/