Маргарет Джордж - Елена Троянская

— Сейчас, — шептал Парис, — сейчас я прикончу его.

Но лук со стрелами остался во дворце, и он повернулся, чтобы пойти за ним.

— Погоди, — остановила его я.

Приам медленно сошел со своей колесницы. Лицо его искажала гримаса боли, видная даже издалека.

— Отдай мне сына! Отдай! Ты согласился ночью. Ты поклялся мне. Держи свое слово!

— Сдержу, если дашь мне золота, старик. Ты принес очень маленький выкуп. Разве ты не знаешь, сколько весит твой сын? А доспехи ты не берешь в расчет? Их я тоже положу на весы — троянцы заплатят мне за мои доспехи, которые присвоил твой сын!

— Но сейчас на нем нет доспехов! — крикнул Деифоб.

— И правда, зачем мертвым доспехи? Видите, вот весы! На одну чашу весов я кладу тело Гектора! А на другую чашу вы кладете золото! — Ахилл указал на пустую чашу огромных весов. — Посмотрим, хватит ли у вас золота, чтобы уравновесить обе чаши.

— Троянцы! — взмолился Приам. — Выкупим вашего царевича!

Последовала долгая, мучительная пауза, в течение которой Приам стоял, склонив непокрытую седую голову, а слуги выносили из ворот носилки с золотом. Слитки и золотые изделия укладывали на пустую чашу весов, но тело Гектора перевешивало. И вот царская сокровищница опустела.

— Еще золота, еще! Заклинаю вас! — воскликнул Приам.

Люди печально шли друг за другом. Они несли кто тарелку, кто кубок, кто браслет — то немногое, что имели, — и клали на чашу весов, но тело Гектора по-прежнему перевешивало. У троянцев не осталось больше золота.

— Сын мой, сын мой! Что же нам делать? — зарыдал Приам.

— Погоди, батюшка! — раздался нежный голос со стены. — Держи! — Поликсена перегнулась и бросила вниз свои серьги и браслеты.

Приам поймал их дрожащими руками и положил на весы. Чаша с золотом дрогнула и подалась вниз, чаша с телом Гектора приподнялась и остановилась на ее уровне.

— Ладно, забирай его! — сердито крикнул Ахилл, натянул поводья и поскакал в лагерь, то и дело восхищенно оглядываясь на Поликсену. — Благородная царевна! Прекрасная царевна! — бормотал он.

С радостным криком троянцы бросились к Приаму, окружили его и повозку с телом Гектора и все вместе вернулись в город.

Похороны Гектора. Наконец-то мы сможем совершить надлежащий обряд. Даже железносердый Ахилл согласился заключить перемирие на двенадцать дней для проведения погребальных церемоний.

Девять дней без отдыха возили горожане дрова в Трою. Погребальный костер для Гектора возвели за Нижним городом с южной стороны, обращенной к горе Ида. Мы не хотели, чтобы греки видели пламя костра. Вокруг него расположились костры поменьше, которые предназначались для других погибших воинов.

На десятый день, на заре, вынесли труп Гектора, положили на погребальную повозку и привезли к костру. У костра собрался многолюдной толпой троянский народ. Все любовались прекрасным ликом героя, дивились тому, что восемь дней беспрерывных посмертных терзаний не осквернили его, не оставили ни царапины, ни синяка. Гектор был прекрасен, словно только что уснул.

Я смотрела на певцов, запевал похоронных рыданий, и думала о том, какой потерей стала для всех смерть Гектора. Приам стоял с затуманенным горем взором, старый и немощный. Гекуба была безутешна. Она лишилась любимого, лучшего сына. Деифоб не мог сравниться с Гектором ни как воин, ни как человек. Гелен — уклончивый, ненадежный. Полит слишком молод. Парис — безусловно, самый талантливый из всех сыновей Приама и достоин стать его наследником, но царь обращает на него слишком мало внимания. Есть Эней, но он не относится к прямой линии родства. Еще есть Антимах, Антенор со своим сыном Геликаоном, Эзак, Главк — но разве кто-либо из них может встать вровень с нашими врагами? Из знатных воинов греки потеряли только Патрокла. После стольких-то боев! А наши потери — Сарпедон, Рес и теперь Гектор.

Три женщины должны были оплакать Гектора: его вдова, его мать и я. Почему выбрали меня — не знаю. Просто Антенор шепнул мне, что я буду держать слово последней. Андромаха взяла за руку Гектора, который пока лежал на повозке, и заговорила о том, что жгло ей сердце. О своем горе, о горе, которое ждет их малютку-сына и всех троянцев, оставшихся без попечителя.

— Мне же, несчастной, ты оставил больше печали, чем прочим. С ложа ко мне на прощание ты рук не простер. Умирая, не завещал перед смертью доброго слова, чтобы я ночью и днем со слезами его вспоминала, — закончила Андромаха.

Лицо ее было белее, чем у Гектора, и казалось мертвее, чем у него. Она спрятала его под капюшоном плаща и отошла.

Гекуба склонилась над Гектором, дрожа от плача, она гладила его лицо, лоб.

— Гектор, из всех сыновей душе самый милый! Ты и при жизни был дорог богам олимпийским, и после смерти они тебя не покинули. Лежишь ты, не тронутый тлением, как будто недавно убитый…

Я думала, она будет говорить долго — разве может высказать всю свою боль материнское сердце в такую минуту? Но, наверное, именно потому, что это невозможно, Гекуба замолчала и отошла.

Пауза. Моя очередь. Что я могу сказать, имею ли я право говорить — наравне с Андромахой и Гекубой?

Никто не шевелился. Я сделала шаг, другой, подошла к Гектору. Как сурово, непроницаемо его лицо, губы плотно сжаты, глаза закрыты. Казалось неправдоподобным, что его, наделенного такой силой, забрала смерть, но он и ее предвидел. Он силу обручил с благородством и их союз не нарушил.

— Гектор, друг дорогой. — Я обращалась только к Гектору, больше ни к кому. — Я любила тебя больше всех братьев-троянцев. Ты заменил мне братьев родных, оставленных в Спарте. Ни разу с тех пор, как сюда я пришла, покинув отчую землю, я от тебя не слышала дурного, обидного слова. Если кто-нибудь попрекал меня — только свекор был кроток со мной, как родитель, — ты останавливал их, убеждал разумной речью. Ты действовал кротостью сердца, полными ласки словами. Со всем благородством души ты принял меня, чужестранку. Вот отчего над тобой и собой я сейчас, горемычная, плачу. В Трое пространной больше нет у меня другого доброго друга, как ты. Холодно стало здесь. Я троянцам внушаю лишь ужас.

Слишком поздно я сообразила, что лучше бы я воздавала безопасные хвалы воинской храбрости Гектора — вместо того чтобы говорить о себе и его доброте ко мне. Но с другой стороны, я ведь была Еленой, прославленной Еленой, из-за которой началась война, которая унесла Гектора. Разве не было бы трусостью умолчать об этом и не поблагодарить его за отношение ко мне?

Я отступила назад, и церемония продолжалась. Срезание волос, принесение жертв, пение. Взывая «Гектор! Гектор!», Антенор поднес факел к костру.

Как только большой костер вспыхнул, подожгли и малые костры, и долина озарилась их светом.