Роман Солнцев - Золотое дно. Книга 2

— Ну, так получилось, мля… — стал он объяснять. — Ну, шел и забрел. Сейчас пойдем.

Лада вернулась и зажгла три свечи на столе. И поставила два зеркальца друг против дружки.

— Погадай и на него, — попросил Сергей Васильевич. — Что-то хворый он нынче. Не сковырнется? Ты, Лёвка, все-таки относись полегче ко всякой х…

— Можно и погадать, — отозвалась Лада. — А ваше ё…ное электричество я не включаю принципиально.

Она протянула Хрустову колоду карт:

— Сними.

Чувствуя себя неловко, Лев Николаевич толкнул верхнюю часть колоды.

Лада быстро разбросала карты по столу, затем собрала и, еще раз перемешав, выстроила три вертикали. Чушь какая-то! Что могут карты?

— Так. Теперь давай руку. Левую, левую!.. — Она цепко ухватила когтистой лапой его левую ладонь и долго всматривалась в нее. — Во-первых, жить ты будешь долго. Я тебе обещаю. Будешь, конечно, мучиться… почему — не знаю… хотя чё тут гадать? Отчего мучается наша сраная интеллигенция?.. Во-вторых, Лева, тебя тоже догонит твоя любовь.

— Я люблю Галю, — быстро ответил Хрустов, страшась, вдруг эта стерва что-то недоброе нагадает. — И догонять не надо.

— А вот догонит. Я же не говорю, что свататься к ней пойдешь… Этот же не свататься пришел, а по мужскому делу… В третьих, — Лада, закурив, долго молчала, зачем-то поглядывая на меня. — Да, потеряешь дорогого человека. Не обо мне, конечно, речь. — Она вдруг захохотала, выпуская дым к потолку кольцами. — И на этом хватит. Человек ты добрый, но глупый. Каким был, таким остался. На таких воду возят. — И отпустив хрустовскую ладонь, раскрыла свою. — Чтобы не шибко мучиться над моими словами, заплати одну копейку.

— Давай-давай!.. — закивал Никонов, садясь и допивая из горлышка пиво. — Так надо.

«И там копейка, и тут копейка», — почему-то подумал я. Хрустов рылся по карманам.

— У меня нет.

— Лёва, держи, вот полтинничек, — предложил я.

— Ну, давайте полтинничек. — Она бросила монетку на стол, к зеркалу. — А вам погадать? Боится. И правильно боится. Кофе пить будете? У меня бразильский. Нет? Тогда подите, за дверью постойте…

Мы с Хрустовым вышли и еще с полчаса бродили по дворе, между старыми домами. Из чьего-то окна неслось потрескивая популярное трио из мюзикла «Нотр Дам де Пари»:

— Я жизнь свою отдам за ночь с тобой… — Что-то в этом роде.

Наконец, появился сумрачный Никонов, не стал ни оправдываться, ни объясняться.

— Скажешь, был у Вараввы. А Варавве я позвонил с сотового. Песни пели. — И вдруг сильно обнял Хрустова. — Лёвка! Ты думаешь, я свою Таньку не люблю?.. мать мои детей?.. А вот так вот что-то вот тут и от этой застряло… — Он ткнул пальцем себе в горло. И просипел. — Жалко бабу. Так замуж и не вышла.

Мы медленно шли вдоль Зинтата к баракам.

— Она сейчас что сказала: все девки были в Левку влюблены. — Никонов привычно хохотнул. — Ты, наверно, их всех перепробовал, как сметану в горшочках? А? — Сергей Васильевич игриво ткнул Хрустова локтем в бок.

Лев Николаевич страшно смутился.

— Как ты так можешь?! Если я любил, я платонически любил!

— Как Платон? А у Платона дети откуда были?

— При чем тут Платон?.. Я их пальцем не тронул.

Сергей Васильевич расхохотался.

— А зачем пальцем-то?! А мою Таньку ты точно, не это?.. — И неожиданно Никонов выпрямился, обтер ладонями лицо — возле первого барака в темноте стояла его жена. И Сергей Васильевич как бы продолжил разговор. — А вот у тебя в летописи было всё лучше, чем у Вараввы. Таня! Варавва тоже пишет летопись, но тот всё байки собирает. А у Левки-то было, а?!

Татьяна Викторовна, за многие годы прекрасно узнавшая своего мужа, все его уловки, с затаенной горечью смотрела на грузного Никонова. И лишь одно сказала:

— Идем отсыпаться. Спасибо, Лёвчик! И тебе, Родя!

Утром вся наша честная компания сидела в стеклянном здании местного маленького аэропорта. Его и аэропортом не назовешь — вертолетная площадка, один полуразобранный вертолет накрыт серозеленым брезентом, другой готовят к полету. Поодаль замерли два стареньких Ан-2 с амбарными замками на бортах.

Поначалу по предложению Ищука женщин брать не хотели, но женщины сами настояли, что полетят. Понять их можно — боятся за здоровье пожилых мужей.

Инна-маленькая осталась дома, она будет каждый день ходить в больницу к Илье, пока ему не позволят подняться.

Неожиданно добавилась к нашей группе молоденькая супруга Ищука, внешне скромно, но очень дорого одетая, чернявая малышка, вроде Марины в те, легендарные годы. На юной даме серебристый джемпер и ветровка, вельветовые брючки малинового цвета. На левой кисти цепочка, на правой руке кольцо и перстень с огненным рубином.

— Меня зовут Ульяна, — хихикнула она. — Муж смеется, что я улей, жужжу, как пчелы. А я только по одной причине жужжу — когда он курит.

Ищук, услышав ее слова, радостно заорал:

— А в полете никто не курит! Уважим нашим мадам! — И отвернувшись к Никонову, продолжал уверенным властным баритоном. — Нет, если объединим обе структуры… обводной туннель беру на себя. Мигом достану такие деньги.

И здесь он о своем, подумал я. Что же там, в тайге-то будет? Выездное заседание всех начальников округи?! То-то одних палаток штук пять, шампанского и красного вина два ящика, да и водку берут, китайских яблок ящик, топоры, мешки с древесным углем (надо полагать, для жарьбы шашлыков) и даже вязанка мелких березовых полешков для растопки.

После дождей немного похолодало, температура плюс семнадцать. В тайге, да еще на горах, будет холоднее. Нам всем выдали поверх наших одежд штормовки, желающим — свитера и крепкие ботинки. Мы сейчас все похожи, как геологи, позирующие перед фотокамерой.

На груди Никонова висит мощный бинокль на ремешке. В ногах у Ищука — фото-ружье, а также небрежно завернутые в брезентовые полога боевые карабины и ружья. Время от времени он поднимает одно из них — я заметил, это снайперская винтовка Драгунова с оптикой — и, сдвинув игриво-сурово брови, как бы целится в неких врагов. Наверное, надеется поохотиться на кабана или медведя…

— Ну, и как ты себе это представляешь — объединить? — тем временем спрашивал тоненьким, невинным голоском Никонов. — Кто разрешит? Насколько я знаю, у РАО больше половины акций.

— Да, — соглашался Ищук. — Но, Сергей Васильевич! Но, дорогой! Акции можно немножко размыть… совершить масенькую эмиссию… Верно, Валерий Ильич? Он проводит собрание акционеров, переизбирает совет директоров… туда вводим наших… я у себя тоже, проголосуем… И будет мощная система. Если еще ты поддержишь через вице-премьера… И если Васильева попросишь… С его мнением до сих пор считаются.

— Но, старина!.. в Москве много желающих ножку поставить… — пропел Никонов. — У них там всегда чешутся ноги.