Джим Додж - Трикстер, Гермес, Джокер

Вольта нашел только одного выжившего пассажира, и тот был сильно обожжен. Сделав для него все, что позволял скудный набор для первой помощи, он положил раненого на корму. Потом заглянул в ящик с провизией — консервы примерно на неделю, пять галлонов воды, компас, ракетница и стальное сигнальное зеркало. Вольта установил курс на запад и начал грести.

Спустя пять дней, когда обожженный умер у него в объятиях, беспрестанно зовя маму, Вольта едва нашел в себе силы сбросить его за борт. Спустя еще день он не смог грести. Измученный палящим солнцем и ледяной луной, он пустил плот в дрейф.

Сначала кончилась пища. Следующей ночью, еще впитывая горлом последний глоток воды, Вольта трижды выстрелил из ракетницы, окрасив море в кровавый цвет. Выкинул за борт компас, набор для первой помощи, потом и ракетницу. Зеркало должно было последовать за ними, но, взяв его в руки, Вольта поймал какое-то странное отражение. Это был не он. Чья-то опухшая физиономия со слезающей кожей. Измученный жаждой и голодом, в полубреду, Вольта решил — чтобы увидеть свое настоящее лицо, нужно слиться с отражением в зеркале, посмотреть на себя его воспаленными глазами. Он сосредоточился, насколько мог, и последним усилием туманящегося сознания устремился в зеркало, отдался ему. Когда он открыл глаза, плот был совершенно пуст. Никого. Он посмотрел в зеркало. И там пусто. Чувствуя, что начинает стремительно падать, Вольта услышал издалека отчаянный крик — свой собственный. Придя в себя, он бросил зеркало в море. Оно еще поблескивало и переливалось, уходя в глубину, когда Вольта услышал женское пение. Он слушал, слушал, потом открыл глаза.

Это была Равана Дремьер, двадцатишестилетняя дочь французского контрабандиста и ямайской колдуньи. Все признавали, что она самая одаренная целительница в АМО. Равана сказала Вольте, что четыре дня назад его нашли без сознания на плоту. Они были на «Пинье дель Рэй», одном из немногочисленных кораблей карибской флотилии АМО. Вольта спросил Равану, не она ли пела, и та ответила: «Только если это была твоя песня».

За те четыре года, что они проплавали вместе как друзья и любовники, Равана еще ближе познакомила его с разными видами фокусов и магии. Ее мать, как и Вольта, тоже «входила в зеркало», но почти сразу отказалась от этого трюка, предупредив ее, что это «магия одиночки», удовольствие, не стоящее того риска, который оно за собой влечет. «Вхождение в зеркало требует уникальной комбинации способностей и особых обстоятельств, — говорила она Раване. — Но войти в зеркало гораздо проще, чем выйти из него. Чтобы выйти, надо переплыть каменную реку или пролететь сквозь солнце». Выслушав это, Вольта кивнул. Чуть не умерев в океане, он нашел наконец свою магию — искусство побега.

Присоединившись к АМО еще до того, как «Пинья дель Рэй» пришла в Гаити — у Раваны был нюх на таланты и редкая способность убеждать, — Вольта сразу воспользовался ресурсами Альянса, особенно СНБ, «системой несистематизированных библиотек», раскинувшейся по миру сетью частных книжных собраний. После телефонного звонка с кодом доступа любую книгу ему высылали на следующий же день. Еще эффективнее, как скоро обнаружил Вольта, было забирать книги лично, потому что все хранители библиотек были учеными, и каждый — кладезем чистой информации. Если на какой-то вопрос они не могли дать ответ, то знали, где лучше его искать. Таким образом Вольта экономил время, сосредоточившись на цели. Он был увлеченным и дисциплинированным учеником. Меньше чем через два года он впервые показал на публике трюк с магическим побегом.

Хотя все семнадцать таких представлений Вольты широко известны, и каждое в самый критический момент вызывало смешанное с ужасом изумление, последний трюк его стал легендой. Он был показан в городе Сент-Луис, на барже, отбуксированной к середине Миссисипи. Вольту, одетого в одно трико, связали смирительной рубашкой и сковали тяжелой цепью. Ассистенты положили его в тесный стальной куб с дырочками по бокам. Крышку закрепили болтами, подъемный кран поднял сверкающий куб с баржи и бросил в реку. Публика кинулась к борту. Через пятнадцать минут, когда взволнованный гомон сменился тяжелым молчанием, Вольта вышел из своей импровизированной гримерки — в смокинге, с совершенно сухими волосами. «Извините, что задержался, — поправил он розу на лацкане, — но мне хотелось переодеться во что-то более соответствующее случаю».

Публика неистовствовала.

Вольта тоже.

Все объяснения, кроме «невероятно», вскоре отпали, а между тем секрет побегов Вольты был прост: он дематериализовал свое тело, расщеплялся на атомы, растворялся в воздухе. Стальной куб опустел еще до того, как коснулся воды. Но, как предупреждала мать Раваны, возвращение с каждым разом становилось все труднее. В последний раз Вольте едва удалось вернуться, исчезнуть из исчезновения. И теперь в каждой клеточке тела появилась пугающая и властная уверенность: если еще раз войти в зеркало, он уже не вернется. На следующий день Вольта объявил, что заканчивает выступления.

В последний раз, хотя ему удалось вернуться в тело, душа так до конца и не преодолела границу — он остался невредимым физически, но все-таки не вполне прежним человеком. Вольта стал глух к земным ощущениям и чувствам, словно опустел внутри. В мире не было ничего яркого, сильного, способного заглушить пение зазеркальных сирен, обещающих блаженное забвение, долгожданный покой. Вольта не мог найти якоря ни в блестящих глазах Раваны, ни в морском ветре, ни в мерцании спинок лососевой стаи под лунным светом, ни в цветах, ни в людях. Равана попробовала известные ей привороты, но на Вольту они не действовали. Когда тоска превратилась в безысходность, Вольта понял, что уже не может дать Раване той любви, в которой она нуждается, которой достойна. Тогда, из уважения к девушке, он заставил себя уйти.

АМО снабдила его новым удостоверением личности, маленькой квартирой в Нью-Йорке и работой «сенсори» — так в Ассоциации называли тех, кто, действуя в свободном режиме, искал и анализировал полезную информацию. Единственной информацией, интересовавшей тогда Вольту, было — как вызволить душу из зеркального плена. И он нашел ее в Нью-Йоркском музее, на выставке драгоценных камней. В сверкающей сердцевине и неодолимой твердости Алмаза Веры, четвертого по величине во всем мире. Вольте так нужно было прикоснуться к нему, взять в руки, почувствовать его чистоту, что он разбил витрину и уже взял камень в трепетные ладони, но сзади его ударил дубинкой охранник.

Через три дня, после выписки из больницы, Вольту отправили прямиком в тюрьму, где ему предъявили обвинение в крупной краже. Коренастый сержант со сплющенным носом и детской розовой кожей поставил Вольту перед открытой камерой, снял наручники, дал пинка по почкам и толкнул внутрь. Чтобы не упасть, Вольта схватился за проржавевшую раковину. Подняв голову, он увидел свое отражение в стальном зеркале над ней и тут же отвернулся от жадно притягивающих глаз. Зеркало пришлось закрыть полотенцем.