Джим Додж - Трикстер, Гермес, Джокер

После того, как падение прекратится, ты станешь невидимым, и все станет как обычно: обычное ощущение связи пространства и времени, обычный набор чувств и эмоций. Однако тело будет невидимо. Ты сможешь поднять сгусток энергии, которым стала рука, и почесать сгусток энергии, находящийся на месте головы, но перестанешь состоять из плоти и костей, праха и тлена. Ты станешь свободен от ограничений материи, и по мере понимания этого вокруг тебя будет подниматься и нарастать волна спокойствия, и в этот момент ты достигнешь изумительной ясности — будто ты все понимаешь и точно знаешь, как поступать.

Именно с этого момента начинается опасность. Не потому что это мнимая ясность. Напротив, нет ничего более настоящего, более истинного. Но ты ясно осознаешь, что все находится в изменении, и ты тоже вот-вот перейдешь в иное состояние. Только что тебе казалось, что волна ясности скользит сквозь тебя — но на самом деле ты скользишь сквозь нее; эта прозрачность не твоя, она принадлежит центру, через который ты проходишь. Ты не можешь ее удержать. Но ты стараешься, ты упорствуешь, и это хуже всего. Это похоже на экстаз, и тебе хочется, чтобы он длился вечно. Ты свободен от желаний, обязательств, от боли и выводов; от динамики и диалектики; от жизни и смерти.

Это всепоглощающее блаженство, и больше всего на свете в этот момент тебе хочется, чтобы и последняя крупица концентрации, удерживающая сознание, растворилась, пропала. Я не уверен, но сильно подозреваю, что если ты поддашься соблазну и утратишь этот центр, это ядро, ты исчезнешь навсегда. Как ужас связан с падением, так экстаз связан с полетом, с ощущением того, что поднимаешься вверх — но думаю, это то же самое падение. Поэтому не пропусти момент, когда ясность начнет переходить в блаженство. Остановись и возвращайся как можно скорее. Немедленно. Чем выше ты воспаришь, тем дольше придется падать.

Вольта замолчал, продолжая кружение. В тот момент, когда Вольта проходил мимо него, Дэниел, ловивший каждое слово, открыл глаза. Комната показалась ему гораздо просторнее. Ему показалось, что свет идет сверху. Он поднял голову. В потолке действительно была панель из рифленого пластика, прикрываемая ветвями деревьев, растущих вокруг хижины — но света через нее проникало немного. От амфетамина ныла челюсть, мозг начал работать стремительнее. Хотелось без конца задавать вопросы; он с трудом сдержался.

Вольта остановился перед ним, положил руки ему на плечи и продолжил:

— Глубина блаженства, испытываемого во время полета, не поддается описанию, но если ты поддашься ему, ты исчезнешь навсегда. Запомни: возвращайся немедленно.

Вольта едва заметно улыбнулся:

— Я повторяюсь не только затем, чтобы подчеркнуть важность момента, но и затем, чтобы плавно перейти к рассказу о том, как вырваться из-под власти экстаза и снова стать видимым. Я расскажу тебе, как поступал я, но должен сказать, что хотя переход в энергию в целом для всех одинаков, возвращение индивидуально для каждого человека. Не знаю, чем это объяснить, но надеюсь, ты и не потребуешь у меня объяснения интуитивным ощущениям.

Однако сначала позволь мне освежить в твоей памяти правило, с которым ты наверняка уже знаком. Оно заключается в старинном девизе алхимиков, который Бешеный Билл именует «мантрой Вавилонских обывателей»:

Дэниел молча согласился с Бешеным Биллом. В смятении он даже замотал головой.

— Я опасался, что ты разделяешь антипатию Уильяма к мирской мудрости, но надеюсь, ты понимаешь, что избитые выражения продолжают существовать, поскольку их повторяют, а повторяют их потому, что в них есть доля истины. Хотя на этом я не настаиваю.

Так вот как поступал я. Я представлял зеркало. Я представлял его до тех пор, пока не начинал видеть в нем свое лицо. После этого я разбивал зеркало вдребезги. Возвращение было немедленным и мучительным, и чем дальше я отплывал, тем хуже мне потом было — связь обратно пропорциональна.

Вернувшись, ты чувствуешь себя чужим в собственном теле, ты слаб, разбит, у тебя нарушается координация. Это быстро проходит, но до момента полного восстановления сил ты становишься особенно уязвим для критики, физических нагрузок и стрессов в целом. Будь осторожен.

Подводя итог сказанному. Исчезновение состоит из следующих стадий: страха во время падения, краткого периода абсолютной ясности, переходящего затем в экстатический полет. Каждая из стадий содержит определенную опасность, и твоя защита — только в сохранении сознания и концентрации. В целом не меняется ничего, кроме воплощения: плоть становится воздухом. Если ты испытывал жажду перед исчезновением, ты, и исчезнув, будешь хотеть пить. Но, повторяю: главное — сознание и концентрация. Постоянно ощущай свой внутренний стержень, свое ядро. Пользуйся им, чтобы остановить падение; чтобы пережить состояние ясности; чтобы удержаться от соблазна; чтобы уменьшить боль после возвращения.

Максимальное время, которое я мог находиться в невидимом состоянии, составляло шестнадцать минут, и этот результат мне ни разу не удалось повторить. Экстаз мешает концентрации. Не знаю, возможно ли выдержать дольше, но я не советовал бы тебе оставаться невидимым долее десяти минут.

Я рассказал тебе все, что мог, однако не все. О чем-то я умолчал, потому что эти открытия ты должен сделать сам. О чем-то не рассказал сознательно и, возможно, поступил жестоко, но пожалуйста, воздержись от оценок до тех пор, пока мы не закончим работу. И то, что видимо, и то, что скрыто, равно обманчиво.

О чем-то я не сообщил тебе оттого, что не знаю этого и сам.

Это еще не все, о чем я умолчал, но вот что я тебе все же хотел бы сказать: то, что будет происходить с тобой до исчезновения, не опасно. Сложно, тягостно, болезненно — да, но не опасно. Опасно — исчезновение.

Вольта глянул Дэниелу в глаза, желая убедиться, что тот понял.

— Итак, начнем. На сегодня твоя задача проста и основывается на давно знакомом тебе упражнении. Я прошу тебя внимательно, но безучастно отслеживать все, что будет с тобой происходить, все мысли, все образы, все чувства. Принимать и пропускать мимо; видеть и отпускать. Не цепляйся, не следуй ни за чем, не старайся удержать.

Много лет назад в Танжере я встретил китайского мага. Его звали Фанг Чу, и он был лучшим из пожирателей огня, которых мне когда-либо доводилось видеть. Он считал, что «безучастное внимание» — единственное, что необходимо для понимания магии. У Фанг Чу была чудесная улыбка и английский чуть лучше моего китайского. Поэтому как только мы начинали говорить о медитации, он широко улыбался и говорил: «О да! Это осень легко!» После чего начинал просто сиять улыбкой, распахивал объятия вот так — Вольта улыбнулся и изобразил — и добавлял: «Проссе некуда, как говорите вы, ковбои».