Ёсиюки Дзюнноскэ - До заката

Однако стоит ему потерять контроль над собой, и Сугико начинает кричать свежим крепким голосом, будто очнувшись: «Прекрати!» или «Больно!»

Желание оставляет его.

Саса с Сугико обычно ходили в отели сомнительного пошиба, дававшие приют парочкам. Этим вечером они отправились в тот, где ещё не были, и здесь Сугико вдруг на крик начала от всего отказываться.

Вскоре от дверей раздался звук повернувшегося в замочной скважине ключа. За перегородкой спальни была небольшая комнатка, где стояли два стула, стол, холодильник и тому подобное. Дверь комнатки открылась, и, казалось, кто-то вошёл.

Саса легонько хлопнул девушку по щеке, — мол, прислушайся. Сугико замерла как была, с закрытыми глазами, но рот сразу закрыла. Именно тогда Саса впервые заметил на лице её лёгкую улыбку.

Есть женщины, улыбающиеся, впуская в себя мужское тело. Такая улыбка исполнена любви, доброты и страсти. Она как будто напоена мягким светом, источник которого — наслаждение, высвечивающее лицо изнутри. В такие минуты в сердце женщины остаётся одно лишь ощущение близости с мужчиной, и улыбка эта вскоре преображается, отражая ещё более глубокое наслаждение.

У Сугико улыбка была иная.

Она была похожа на усмешку, хотя, наверно, сама Сугико не отдавала себе в этом отчёта.

Глаза её плотно закрыты, всё тело напряжено; это, как видно, и реакция на всё ещё непривычную для неё ласку, и в то же время стремление не позволить мужчине зайти слишком далеко. Из этого противоречия, видимо, и возникало то её состояние, в котором насмешка над собой смешивалась с насмешкой над ним, и чувство, порождённое этим противоречием, словно сквозящая пелена, окутывало её лицо, превращаясь в улыбку.

От этой улыбки Саса почувствовал ещё большую слабость.

Человек в соседней комнате, казалось, стоял неподвижно, прислушиваясь к звукам из спальни. Он не произносил ни слова, но их теснило ощущение его присутствия.

Сугико молчала, в комнате царила тишина.

— Что-нибудь случилось? — решился спросить Саса.

— Нет, нет… Зашла проверить холодильник, — послышался в ответ голос женщины средних лет.

Наверняка горничная.

Хлопнула закрывшаяся дверь, и ощущение постороннего присутствия пропало.

— Ты слишком громко кричишь. Наверняка они подумали, что здесь кого-то насилуют.

— Но ведь…

— Знаешь, эта женщина уже не придёт. Теперь-то я тебя и вправду изнасилую, — проговорил он, забираясь на неё. Сугико издала протяжный крик.

Она втянула голову в плечи, как озорной ребёнок, и на её губах снова затрепетала лёгкая улыбка… Но теперь эта улыбка казалась наигранной, пробуждая в сердце бессильного Саса едва уловимую ненависть.

Сугико требовала, чтобы каждый раз при встрече они обстоятельно, не спеша поели. Эти совместные ужины стали чем-то вроде ритуального действа, необходимого перед тем, как пойти в отель.

Однажды вечером, примерно через год после знакомства, Саса и Сугико сидели за столиком в подвальном ресторане. В широком зале на подходящем расстоянии друг от друга были расставлены столы, и почти все стулья были заняты. Саса оторвался от тарелки и взглянул на Сугико, которая ела морской язык в соусе meuniére. Она извлекала из куска кости, ловко и легко орудуя ножом и вилкой. «Не иначе как в богатом доме выросла, — подумал Саса, наблюдая за ней, — и от этого, наоборот, только хуже».

Подруга Сугико, Юко, была старше её на четыре года, жила одна и сама зарабатывала себе на жизнь. Она, пожалуй, выросла совсем в другом мире.

Эта самая Юко однажды сказала в разговоре с Саса:

— Ты что, не знал? У Суги-тян такая коллекция, все о ней только и говорят! Фотографии мужчин и женщин, ну, ты понимаешь, да?

Тогда Сугико было двадцать три, и Саса, услышав это, особенно остро ощутил, что она всё ещё девственна.

После десерта он засунул руку во внутренний карман пиджака, обхватив пальцами пачку цветных фотографий. А затем внезапно вынул и поднёс прямо к её глазам. Иностранцы, мужчины и женщины, в откровенных позах, во всех подробностях.

Её голова дёрнулась, словно от пощёчины.

Саса сразу убрал пачку обратно в карман, но, быть может, люди на соседних столиках успели уловить очертания изображённого.

— Не надо, — проговорила Сугико, покраснев.

— У тебя ведь целая коллекция есть, мне Юко всё рассказала.

— Но не здесь же…

— Это как раз и захватывает. Вон у тебя глаза совсем заволокло.

Когда после ресторана оба вошли в комнату отеля, Сугико сказала:

— Покажи-ка мне ещё раз те фотографии.

Достав, Саса протянул ей фотографии, которые она стала увлечённо рассматривать.

Это были игральные карты, сделанные в Швеции.

На рубашке каждой карты была напечатана цветная фотография. У каждой был свой сюжет, и, например, на пятёрках изображались пять мужчин и женщин, сплетённых телами. В картинках не было тайны, казалось, будто люди увлечённо занимаются неким спортом. Карты словно ограничивались сухим перечнем позитур, в них не было ни страсти, ни чувственности, ни стыда, ни непристойности.

Увлечённо рассматривая фотографии одну за другой, лежащая на животе в постели Сугико начала откладывать одни направо, другие налево, со словами «эта хорошая, та плохая». Саса смотрел на неё, наблюдая, как она их сортирует.

— А, это интересно. — Сугико положила джокера налево от изголовья.

На этой карте белый и негр выставили свои приборы так, что они соприкасались. Чёрный, с оттенком фиолетового, и второй, красный от прилива крови, сходились и выглядели словно коромысло, раскрашенное красным и чёрным. Место, где цвета соединялись, держит во рту, разинутом до предела, девушка, почти девочка, с короткой стрижкой. Её лицо можно назвать миловидным.

Все позирующие женщины — красивые.

Молодая платиновая блондинка стоит на четвереньках. Позади неё — могучий белый мужчина, обхвативший её обеими руками за талию, как будто пытаясь приподнять её с пола. На его левом предплечье — тёмно-синяя татуировка: орёл. Женщина, похожая на припавшего к земле зверя, вывернула голову на сторону, глубоко заглотив ещё один член, у её лица.

Рука Сугико на миг замешкалась, затем эта карта была отложена направо.

Однако карты с комбинациями из двух женщин и одного мужчины без колебаний откладывались налево.

Мужчина стоит, крепко обнимая двух женщин — одну левой, другую правой рукой. По-молодому круто выгнутые линии перехода от спины к ягодицам обеих прильнувших к нему женщин образуют справа и слева изящные дуги. В пространстве, очерченном дугами, вздымается стрела.

Или: толстый жезл с набухшими сосудами тянется горизонтально, разделяя карту пополам, а к его кончику приставлен красный и влажный язык женщины. Её правильный профиль полон доброты и нежности. Кроме того, в середине эту громадину обхватила ртом ещё одна женщина, из-за чрезмерно разинутого рта выражение её лица несколько страдающее, а в середине, между выглядывающих из-под губ зубов, виднеется маленькая щель.