Юрий Поляков - Гипсовый трубач

Изредка, открывая новую бутылку пива, лежачий токарь бросал взор на пятно, которое разрослось по стене и заворсилось, будто плед. Анюта сначала пыталась отмыть стену самостоятельно, потом попросила помощи у детей, но куда там: близнецы только прицельно плевали в космическую плесень. Тогда бедняжка слезно обратилась за помощью к мужу. «Ага, вот сейчас все брошу и займусь!» — ответил тот, повернулся к стене и уснул.

Так прошел месяц. Непотревоженное нечто охватило уже всю стену и стало похоже на декоративный гобелен. Более того: ворсинки зашевелились, как живые. Меняя цвета от розового до фиолетового, они давали изображение созвездий, планет, задумчивых насекомых, диковинных агрегатов, чертежей и значков вроде иероглифов.

Петров, хватив для храбрости пол-литра под огурчик, позвонил в передачу «Верю — не верю!» и рассказал об удивительной плесени. Но его подняли на смех в прямом эфире. Иван выругался, осерчал и запил, а когда вернулся в объективную реальность, жена сказала, что к ним уже неделю ходят какие-то странные люди, но она через дверь им отвечает, мол, в доме не прибрано, имея в виду, конечно, запойную неприглядность мужа.

— Пустить?

— Пусти, — разрешил он, страдая похмельным безволием.

Вскоре появились два юрких америкоса, говоривших по-русски с одесским акцентом. Они представились сотрудниками некоммерческого фонда «Космос для всех», изучили кудлатую плесень, перемигнулись и предложили выкупить у Перовых квартиру по самой высокой рыночной цене. Анюта обмерла от счастья: в соседнем подъезде продавалась такая же «двушка», но гораздо дешевле. Значит, можно будет переехать, избавившись от настенной гадости, да еще на оставшиеся деньги сделать ремонт и обновить мебель. Но Иван, не покидая лежбища, ответил, что жилплощадь родительская, отец получил ее от завода «Красный фрезер», простояв в очереди пятнадцать лет, а отчий кров не продается. Одесские америкосы загрустили и неохотно откланялись.

На следующий день к Петровым приехали два других американца, говоривших по-русски с сильным гарвардским акцентом. Они отрекомендовались представителями НАСА, тщательно осмотрели плесень, как раз выкинувшую россыпь иероглифов, и пообещали за квартиру сначала двойную, а потом тройную цену. Анюта заликовала, прикинув, что можно будет переехать в трехкомнатную квартиру, продававшуюся на пятом этаже, сделать ремонт, поменять мебель и прикупить дачку в ближнем Подмосковье. Но Иван, которому загадочные картины, возникавшие от шевеления ворсинок, стали доставлять эстетическое удовольствие, ответил, что родное гнездо не отдаст и за сто миллионов, имея в виду, конечно, рублевый эквивалент. Деньги тогда были легкомысленные, лотерейной расцветки и со многими нулями — 10 000, 20 000, 50 000. Послы недоброй воли смутились и вышли вон. Анюта взвыла от фрустрации, но потом, вспомнив советы Нюры, вымылась шампунем «Одалиска», надела единственный пеньюар и всю ночь, по-девичьи шаля, уговаривала мужа уступить квартиру американцам за тройную цену.

Утром чуть свет раздался звонок, и в дверь вошел сухощавый наголо обритый янки с военной выправкой, застегнутой в дорогой штатский костюм. Он вообще не говорил по-русски, но с ним была переводчица, похожая на строгую учительницу английского языка. Как и положено джентльмену, гость сказал: «How do you do?», спросил, всегда ли в Москве такая дерьмовая погода, и объявил, что Пентагон готов немедленно купить у них квартиру за сто миллионов баксов. Иван посмотрел на него с удивлением. Он-то вчера брякнул про сто миллионов фигурально, даже поэтически — примерно в том смысле, в каком поют за праздничным столом про «златые горы и реки полные вина». Но питомцы деловитой протестантской этики поняли буквально, причем им даже в голову не пришло, что речь идет о рублях, ибо другой валюты, кроме долларов, они просто не знают.

— Сто миллионов зелени, говоришь? — повторил невозмутимый токарь, поскреб волосатую грудь и задумался, сколько же раз надо выиграть у Якубовича в «Поле чудес», чтобы сгрести такую сумму.

Его самоуглубленность вызвала нервное нетерпение гостей. Американец побагровел и стал что-то сердито молотить переводчице, та кивнула и строго сказала:

— Соглашайтесь! Это хорошая цена. Больше не дадут — Конгресс не утвердит. Но генерал Мак-Даун может еще от себя лично добавить пятьсот долларов…

— Мы согласны-ы-ы!.. — истошным голосом закричала Анюта и бухнулась мужу в ноги.

— Забирай… — нехотя махнул он рукой.

Переводчица, оказавшаяся к тому же нотариусом, выложила на стол заготовленный договор купли-продажи. Иван осмотрел контракт со всех сторон, проверил даже на просвет, а потом велел жене вызвать в качестве понятых соседей, которые недавно взяли в банке кредит и в бумагах соображали. Пришли Ивановы в полном составе, глянули купчую, поняли, о чем речь, и ороговели. А Петров, уже занеся над договором любезно подсунутый «монблан», вдруг покачал головой и спросил:

— Деньги с собой?

— Наличные в вашей квартире просто не поместятся, — объяснила переводчица. — Мы перечислим на счет.

— У нас нет счета! — всхлипнула Анюта.

— Мы немедленно вам откроем и выдадим золотую карточку. В каком банке предпочитаете?

— Лучше в офшоре, — потребовал токарь.

Иван не знал значения слова «офшоры» (в «Поле чудес» оно ему ни разу не попадалось), но он часто слышал по телевизору, что умнейшие люди России хранят деньги именно там.

— Of course! — уважительно кивнул генерал.

— Дядя, а можно малёк кэшом? — нагло попросили двойняшки Петровы.

— Please, children! — Мак-Даун протянул им пять новеньких стодолларовых купюр.

Задумчивый правообладатель снова занес «монблан» над договором и снова помедлил:

— Обмыть-то принес?

— Obmyth? — генерал вопросительно посмотрела на переводчицу.

— Maybe, house warming? — пожала плечами она.

— No problems! — рявкнул Мак-Даун и проставился бутылкой полувекового скотча.

— Как они только хлещут эту олифу? — удивился Иван, когда счастливые покупатели удалились.

— Гады! — буркнул Петр, налил себе полный стакан и впервые в жизни запил.

А сильная женщина Нюра между тем плакала у окна, неотрывно глядя на пустырь, где приземлялась тарелка. Близнецы тщетно успокаивали мать, обещая хорошо учиться.

…Прошло время, но раны не залечило. Каждое утро Ивановы придирчиво изучают стену, орошают выжженный бетон витаминами роста и удобрениями, надеются: вдруг вернется упущенное счастье. Нет, плесень не возвращается. Выходя из подъезда, они хмуро избегают насмешливых соседских взглядов и стараются не смотреть на новенькую секцию, аккуратно вставленную на место петровской «двушки», сплавленной в США на танкере «Леди Годива».