Николай Плахотный - Вид с больничной койки

Нормировщица Соня из цеха мелких серий заметила Марину Петровну из окна, стала делать знаки. Чужие тоже кричали: «Пустите Шумилову, она здесь стояла!» Силой протащили сквозь строй к нужному столу в последний момент…

Все, отоварилась! Держала за пазухой, под лифчиком, семь с половиной тысяч. Ровно столько, сколько потратила на поездку в печальный город Тихвин.

В последний год матушка совсем сдала. С сестрой была договоренность: в случае чего чтобы отбила по телеграфу одно-единственное слово.

Добираться в Лебяжье даже по хорошей погоде — в двое суток не уложиться: три пересадки на трех видах транспорта. Так что некую сумму Марина Петровна всегда держала в наличке. Да не удержала: дурные деньги уходили, как вода сквозь пальцы. К тому еще и досада примешалась. На заводской территории появились объявления: «За одну акцию даем 1500!». Большинство впало в транс. Счастливчики же ходили с загадочным видом, с ухмылочкой на устах.

Это был такой обман, такой обман, после которого ни во что верить уже не хотелось. Заводчане похожи были на осенних мух: ходили полусонные и страшно злые. В конце недели, в пятницу, на стыке смен, на площади возле монумента «Мать-Родина» стихийно возник митинг протеста. Народу собралось больше тыщи. Однако третьему оратору не дали высказаться до конца. Будто с неба свалились омоновцы. Стащили работягу с помоста. Заломили руки за спину. Одним рывком впихнули в свой автомобиль. Бабы, взявшись за руки, перегородили путь. Машина не могла стронуться с места.

Но то была еще не победа. Из стоявшего на отшибе служебного автобуса горохом на асфальт высыпались бойцы в голубом камуфляже, с короткоствольными автоматами наизготове. Валом морского прибоя приближались к «горячей точке». Из громкоговорителя раздался зычный голое: «Р-р-разойдись!».

У Марины Петровны меж лопаток колючий холодок пробежал. Не от страха за жизнь — от неизбежного соприкосновения с омерзительно-враждебной ее телу силой. Захотелось куда-то убежать, скрыться, раствориться в воздухе. Да стыдно очень было перед своими. Поступок могли б расценить как подлость, как предательство. Потому еще крепче сжала она ладонями чьи-то пальцы с левой и с правой стороны. Возникла действительно «живая цепочка», значит нерасторжимая. «Только б ноги не подвели», — мелькнула мысль. Чего боялась, то и случилось.

Разорвать намертво схваченное вокруг «Жигуля» человеческое кольцо омоновцы не смогли. Тогда пошли на хитрость, вернее, на подлость. Приблизившись сзади к стоящим лицом к ветровому стеклу заводчанкам, по знаку своего «дядьки Черномора», в погонах полковника, стали делать тяжелыми ботинками-берцами подсечки. При этом метя в щиколотки.

Невыносимая боль пронзила тело Шумиловой от пят до макушки, будто по ней проехал гусеничный трактор. Упала навзничь и сразу отключилась. Но пальцы не разомкнула: повисла на чьих-то руках, словно старая шуба на бельевой веревке. В какое-то мгновенье подумалось: пожалуй, не стоило ввязываться в борьбу, имея хронический тромбофлебит.

Вот так и загудела «бунтовщица» на больничную койку. Здесь ее и нашла телеграмма из Лебяжьего.

Заявилась Марина Петровна к своим уже на сороковины. К тому времени боль утраты рассосалась. Лишь пониже горла чувствовалась гнетущая душу тяжесть.

Дома места не находила. Бесцельно бродила по поселку. Случайно занесло ее на окраину. Сразу за пятиэтажками начиналась Сухая балка, куда слободчане наведывались за первыми грибами, за ягодой. В советское время здесь справляли маевки, а школяры собирались у костра. Тут на Первое мая Марине повязали красный галстук. Боже, когда ж все то было. Жизнь пролетела как во сне… Вчерашняя пионерка превратилась в пенсионерку… Из упрямства захотелось отыскать заветную поляну.

Двигалась, ведомая автопилотом. Через некий период времени перед ней как бы бесшумно распахнулись завесы — вступила в сказочные чертоги. Сердце екнуло: здесь! Поляна в точности сохранила прежние очертания. Кем-то, похоже, была она задумана как цирковая арена. При входе возвышались два великолепных дуба, которым, говорили, было более двухсот лет. По строго очерченному периметру вокруг стояли великолепные березы, сохранившие свойственные породе красоту и стать. До самой земли свисали колеблемые ветерком плети, унизанные зеленой листвой.

Лужайка представляла собой ковровый цветник. Смешались все краски, какие только есть в природе. Марине Петровне почудилось, будто стоит она на краю огнедышащего кратера вулкана. В лицо пахнуло пылом-жаром и приятным духом, снова напомнив детство. Так пахло в их доме с утра по праздникам, когда мама доставала из духовки противень с румяными пирогами.

Подошла к березе вплотную, сплела руки вокруг ствола, лбом прикоснулась к бархатистой коре. Застыла в этой позе, потеряв контроль над временем. Из оцепенения вывел легкий шорох. Никогда не была трусихой, потому теперь лишь насторожилась. Было подозрение: за нею следят, контролируют каждое движение. Что всегда неприятно, даже если о том узнаешь позже.

Пришло дерзкое желание: немедленно выявить соглядатая.

В каком-то колене ее предков наверняка затесались таежные охотники. С малолетства любила Марина наблюдать за происходящим вокруг — на улице, на уроках в школе, на работе, в гостях. Особенно в клубе, на танцах. Интересней было не самой кружиться до упаду, а исподтишка следить за тем, что на площадке творится. Кроме телодвижений, пластики, гримас, мимики, доставляло удовольствие расшифровывать долетавшие до слуха слова, обрывки фраз, интонацию. Из этой мешанины складывался дополняемый воображением спектакль.

Давным-давно все было, привычка же не выветрилась.

Сосредоточившись, стала прощупывать взором каждый сантиметр пространства. В поле зрения оказалась липа-вековуха. В метре от земли в стволе зияло круглое отверстие с мужской кулак. Похоже, чье-то жилье. В подтверждение чуть-чуть качнулась островерхая метелка поблекшего кипрея. Подумалось: «Ветра нет, а стебелек шевелится. С чего бы». Сконцентрировала внимание на кончике растения, как на ружейном прицеле. В прорези вспыхнул зеленый огонек. Первая мысль: рысь! Вторая: дикая кошка. Пружинящим шагом разведчица двинулась к намеченной цели.

Зеленый огонек то исчезал, то возникал. Потом совсем пропал. Было понятно: у дупла есть хозяин. С одной стороны вход маскировал пожухлый папоротник, с другой — возвышался ровнехонький, как штык, стебель золотой чеканки коровяка.

Марина Петровна присела на корточки, осторожно отвела в сторону узорчатый лист. Из черной пустоты донеслось предупредительное шипенье. Такие звуки обычно издают ежи, но они ж не верхолазы. Вспомнила: еще шипят хори. Ну и, конечно, змеи. В их местности водятся особые, шипучие гадюки, коварные и злющие. Встречается изредка рысь, только эта нора для нее маловата. Для кошки в самый раз. Впрочем, откуда в лесу кошки. Хотя существуют ведь бесхозные, одичавшие коты.