Николай Плахотный - Вид с больничной койки

— Слава богу, вы снова подружились, — обронила Эльта Казимировна, разливая из пузатого чайника по чашкам ароматный чай.

Марина Петровна изнемогала от жажды еще когда летела в самолете. Осторожно, чтоб не беспокоить кису, выпростала одну руку, дабы взять со спинки стула сумочку, где лежала коробка со сливочной помадкой. Поза вышла неудобная, да и пальцы никак не могли совладать с тугой застежкой. Пришлось высвободить из-под живота Алисы другую руку. В этот момент, возможно, нарушилось равновесие космических сил в ближней Галактике. В результате критическая масса элементарных частиц достигла своего апогея раньше мирового времени, тем самым вызвав смещение орбиты Стрельца в сторону Крабовидной туманности… Тотчас последовал энергетический импульс в критическую точку солнечной системы — точнее под крышу дома вдовы Эльты Казимировны.

Бессчетное число раз Марина Петровна (по знаку зодиака — Стрелец) пыталась разобраться в случившемся… Когда потянулась к сумке, возможно, могла нечаянно прищемить Алиске ножку или, хуже того, хвостик. Хотя возможно и другое: киса просто-напросто устала от тягомотины, связанной с переменой места. Кошачьи нервишки не выдержали и… Небесное создание, почувствовав свободу, как полоумная соскочила с колен. При этом хвостиком коснулась лица своей хозяйки, ослепив ее, будто белая молния. Шумилова в испуге отпрянула влево, локтем толкнув Эльту Казимировну.

Чайник с крутым кипятком она все же удержала, но крышка слетела, кокнув что-то из чайной посуды.

После того, как в зале навели порядок, Марина Петровна заметила пониже локтя две запекшиеся капли крови.

Алису так и не дозвались. Марина Петровна уехала домой одна, оставив в Чапаевке неиспользованный кошачий чемодан. Надеялась, вещь еще сгодится.

Пронзенная Анискиным коготком рука Марины Петровны на другой день покрылась красными пятнами, распухла. Врач-инфекционист поставил неприятный диагноз: абсцесс. Дабы исключить еще и бешенство, назначил болящей тридцать уколов. И все равно пострадавшую на всякий случай упекли в больницу, где выявились и другие скрытие болячки. Без операции не обошлось. На ноге вырезали тромбофлебитные вены. Хирург предупредил: через год будет вторая.

Возвратилась Марина Петровна домой с палочкой. Открыла дверь — на нее пахнуло нежилым духом, будто из подвала. Нервы не выдержали. Не хватило сил разуться — в кроссовках бухнулась в неразобранную постель. Из нутра вырвался истошный крик, потрясший окрестности, недра, стратосферу:

— Ма-а-а-а! Ма-а-мочка моя!

Жильцы соседних квартир подумали: триллер по телеку показывают. Бабульки же, сидевшие на лавочке у подъезда, примолкли, лица их окаменели. Молча вслушивались, расшифровывали нотки криков, нюансы всхлипов.

Первая раскрыла рот староверка Фоминична:

— Убивается, сердешная. Мамочку, вишь, вспомнила. Ну и хорошо.

— Зайти надо б, — вякнула молодая пенсионерка Софочка. — А то кабы чего.

— Не сразу. Дай горечь-то выплеснуть, — сказала профессорова теща Вера Кузьминична.

Три дня пластом лежала, не отзываясь ни на телефонные звонки, ни на стуки в дверь.

Первыми пробились к затворнице заводчане: профорг Зина с кладовщицею Верой. Явились не с пустыми руками. Выставили килограммовый торт «Наполеон», выложили бананы и прочие фрукты, а также флакон старки кубанского розлива. В недрах букета хризантем оказалась путевка в заводской санаторий «Жаворонки».

Хорошо посидели. Всплакнули, поохали-повздыхали. Уже в прихожей Веруня, поведя носом, обронила:

— А чего это, девка, в твоей квартире кошкой не пахнет? Куда твоя белая-пушистая исчезла?

У Шумиловой снова глаза стали мокрые. Сквозь слезы поведала подругам печальную историю.

— Не переживай за эгоистку засратую, — решительно сказала Веруня. — Она тебя из ревности в отместку цапнула. Да у нас этих тварей на «Шарике» батальон и больше… Ты только намекни: какую тебе породу и масть.

Марина Петровна первый раз улыбнулась:

— Ой, спасибо, девчонки. Я свою Алиску назад заберу.

По возвращении из санатория, в первую же субботу, покатила в Чапаевку. Теперь дорога показалась невыносимо нудной, долгой.

За окном электрички тянулся скучный подмосковный пейзаж. Дождило. Березки стояли поникшие, имели вид плачевный. Тоску наводили белесые заросли кипрея: казалось, конца не будет этим призрачным заводям, обрамленным толстостебельной пижмой, которая тоже уже отцветала, местами пожухла. Кабы не елочки и не рябинки, жалкий вид имело б хваленое Подмосковье.

Под мерный перестук колес и мелькание столбов мысли копошились бессвязные: какой-то бред.

Представилось, будто она совсем еще девчонка, едет в столицу по лимиту. В пути было много ярких впечатлений, встречались интересные личности. После Челябинска в ресторане к ней и ее соседке прикадрились двое молодых парней, возвращавшихся домой с преддипломной практики. Ужасно много смеялись, пели, выпивали, немного целовались. И вышло так, что прямиком с Казанского вокзала московский Вертер потащил дикарочку сибирячку в родительский дом. И стали они жить, как говорится, гражданским браком. Олеговы родители открыто называли их связь «пошлым адюльтером». Что оно означало, Марина тогда еще в точности и не знала, но догадывалась: это что-то низкое, обидное.

В профессорском доме Беленковых с утра до позднего вечера все шутили, вернее, подшучивали друг над дружкой. Рикошетом остроты долетали и до «невестушки» — так ее называли за глаза, в лицо же обыкновенно сюсюкали.

В тот год Марине еще и семнадцати не исполнилось. Глупенькая провинциалочка, мнительная, но, как аттестовала ее классная руководительница, была способна на непредсказуемые поступки. Что на новом месте вскоре и подтвердилось.

Однажды так называемая свекровь со странной улыбочкой обронила: дескать, с некоторых пор у них на кухне грязь непролазная, хотя в доме проживают три женщины (имелась в виду еще и старшая Олегова сестрица, которая после себя ни разу чашку не сполоснула). В другой раз Марине сделали четкий выговор зато, что, прикорнув в кресле, забыла выключить телек.

Марина готова была перебраться в свою общагу, Олег слезно отговорил. Сошлись на том, что сняли зимнюю дачу в Голицыно. Эта автономия сильно усложнила их быт, на плечи навалилась куча всевозможных мелочей. Вставали в пять утра. В щитовом домике стоял собачий холод. Хозяева сулили привезти баллон газа, да вышла неувязка. Молодые согревались только в постели. Но раздражения нет-нет и выплескивались: перерастали в ссоры, отравляли жизнь.

Сразу после новогодней ночи разбежались в разные стороны. Олег вернулся к родителям. Марина без проблем устроилась в общежитии, где чувствовала себя как рыба в пруду. Никаких тебе забот, на всем готовеньком. Вокруг незнакомые, но приятные лица. Шутки, хохмы, розыгрыши. Смех до упаду. Было классно, хорошо. Да, кстати, еда в столовой техучилища была бесплатная.