Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Мистер Старлинг торжествовал, это было видно невооруженным взглядом. Что ж, он имел на это право: студенты, все как один – даже защитница животных, – сидели разинув рот, пораженные увиденным и услышанным.

– Что ж, давайте подумаем, какой вывод можно сделать из этого эксперимента. Итак, опытным путем установлено, что даже такая сильная эмоция, как яростное желание убить, может быть легко заглушена или, если хотите, отключена, – он снова щелкнул пальцами, – путем воздействия на определенный участок головного мозга Сопоставив этот эксперимент с другими и, разумеется, приложив некоторые мозговые усилия, мы можем сделать вывод более общего характера не только эмоции, но также и намерения, и целенаправленные действия имеют физическую природу. Их можно включать и выключать сугубо физическим внешним воздействием. Профессору Дельгадо ничего не стоило превратить мирно пасущегося бычка, словно сошедшего с картинки в детской книжке, или, скажем, дающую молоко корову в свирепого убийцу, воздействуя на их мозжечковую миндалину. Как я уже упоминал, Дельгадо был не только нейрофизиологом-экспериментатором, но и врачом. Он надеялся найти способ возвращать людям физическое здоровье и способность вести себя в соответствии с общепринятыми нормами путем «физического контроля за работой мозга». Именно этому посвящена единственная написанная им книга – да-да, единственная, хотя любой другой исследователь на его месте, учитывая объем наработанного экспериментального материала, написал бы сотню научных монографий. Дельгадо же ограничился всего одной книгой: «Физиологические основы разума». Немалую часть книги составляют философские выводы и заключения автора Что ж, профессор Дельгадо имел на это полное право. Его исследования оказали огромное влияние на всю современную философию. С его точки зрения, наше представление о человеческом разуме – а оно, я думаю, в основном совпадает у всех нас, – имеет очень отдаленное отношение к реальности.

Мы склонны думать, что разум – а не думать о разуме мы просто не в состоянии, – представляет что-то вроде командного центра, расположенного в головном мозге. Этот центр управления мы называем «личностью» или же используем слово «эго». Подразумевается, что эта личность имеет некоторую свободу воли. Так вот, Дельгадо назвал такие представления «полезной иллюзией». Согласно его теории, существует некий набор нейронных контуров – о большинстве из которых животное под названием человек даже не подозревает, – которые, действуя параллельно, создают иллюзию наличия у каждого индивидуума некоего «я», некоей «личности» со свободой воли и выбора. Дельгадо же заявляет, что личность – это не более чем, цитирую: «Временная и к тому же достаточно непрочная композиция элементов, полученных из внешней среды». Таким образом получается, что никакой это не центр управления, а что-то вроде деревенского базара торгового центра или вестибюля – например, вестибюля отеля, куда заходят другие люди со своими идеями, убеждениями и «цайтгайстом» – духом времени, если воспользоваться термином, предложенным Гегелем двести лет назад. Все они могут входить в это пространство и покидать его, а вы не можете запереть дверь, потому что они становятся вами, потому что они и есть вы. После опубликования работы Дельгадо нейрофизиологи всего мира стали писать такие слова, как «личность», «разум» и, конечно, «душа» в кавычках. Созданная Дельгадо концепция личности как продукта функционирования неких физических механизмов перевернула с ног на голову философию и психологию. Этот переворот не завершился и в настоящее время. Обратите внимание: все оказавшиеся наиболее жизнеспособными и применимыми на практике теории, выдвинутые в недавнем прошлом и описывающие взаимоотношения личности и окружающего мира, были внешними теориями. Например, марксизм – это философская теория, которая утверждает, что вы, ваша личность являетесь продуктом противоборствующих сил в ходе классовой борьбы между пролетариатом, то есть рабочим классом, включая люмпен-пролетариат – этот термин мы сегодня заменили выражением «деклассированный элемент», – и, с другой стороны, буржуазией и аристократией. Фрейдизм является психологической теорией, которая утверждает, что каждый из нас является продуктом эдиповых комплексов и сексуальных конфликтов внутри семьи. Согласно обеим теориям, мы является продуктами действия внешних сил – общественного класса в одном случае и семьи, в которой нам довелось родиться, – в другом. Марксисты гордятся тем, что они материалисты – то есть реалисты, которые смотрят фактам в лицо и не впадают в банальный идеализм, свойственный приверженцам других философских течений. Но марксистское понимание материализма покажется нам детским лепетом по сравнению с тем, что понимают под этим термином нейрофизиологи. Нейрофизиология говорит нам: «Хотите материализма? Пожалуйста, мы готовы продемонстрировать вам реальность и материю такими, какими они являются на самом деле. Вот материя вашего собственного мозга и центральной нервной системы, вот автономные схемы, управляющие извне тем, что вы гордо именуете «сознанием». Если вы материалист, то будьте так любезны получить неопровержимые свидетельства того, что ваше поведение абсолютно предсказуемо и управляемо. Вы сами не в состоянии изменить его ни в малейшей степени, вы лишь объект приложения внешних сил, поэтому все иллюзии, которые сохранялись в вашем…»

… Шарлотта забыла обо всем на свете. Она могла следить лишь за ходом мысли Виктора Рэнсома Старлинга и восторгаться, например, тем, как эффектно, благородно и величественно выглядит его лицо в перепадах яркого света и глубокой тени. Всякий раз, когда он энергично взмахивал рукой, его белые пальцы взмывали, словно пучок ярких молний; при каждом шаге его великолепный пиджак, казалось, играл новыми и новыми оттенками. Да, это он, тот самый ученый, преподаватель, мыслитель, который откроет ей самые сокровенные тайны жизни. Именно о таком наставнике для своей любимой ученицы мечтала где-то там, далеко, за Голубыми горами, мисс Пеннингтон…

В этот момент, в этом театральном полумраке, когда главный герой этого величественного спектакля попадал в эффектную игру света и тени, когда он оказывался рядом со спроецированным на экран портретом другого человека – человека, перевернувшего представление людей как биологического вида о самих себе, – когда свет, отраженный от экрана, уже не освещал, а освящал всех, сидевших в аудитории, когда вокруг голов всех студентов появилось что-то вроде сияния (образованного легкими прядками волос, вздымавшимися и закручивавшимися там и сям в некую бледно-золотистую кисею), – именно тогда Шарлотта и ощутила прозрение и озарение… То, что она почувствовала, то, что предстало перед ее мысленным взором, невозможно было выразить в словах. Впрочем, этого Шарлотте сейчас и не требовалось. Кому и что она может сейчас объяснить, зачем это нужно в такую минуту, когда весь мир – жестокий и скорбный мир плоти и животной агрессии, жаждущей добраться до этой плоти, перестал существовать.