Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи

— Я еще не сказала тебе, — заявила она ни к селу ни к городу, обращаясь к мужу. — Я только что была у Бебе. У нее как раз случилась беда. Представляешь, она додумалась налить бензин в радиатор! — И она громко и музыкально рассмеялась, показывая белоснежные зубы.

Адвокат и Антониу тоже рассмеялись. Мария пришла в замешательство и смутилась. Она почувствовала, что смеются, пожалуй, не столько над историей с бензином, налитым вместо воды, сколько над нею, Марией, над тем, как она нескладно держится, над выражением ее лица, искаженного из-за зубной боли, над ее поношенным платьем, над ее плохо ухоженной рукой, которой она боязливо и неуверенно пожала руку жене адвоката.

Они приготовились выйти, однако прежде «подруга» адвоката раскрыла объемистую кожаную сумочку, порылась в ней, вытащила тонкий зеленый платочек, от которого распространился сильный аромат духов, поднесла его к носу, вдохнула, снова спрятала платочек и закрыла сумочку с металлическим треском, который показался Марии похожим на шум при захлопывании ворот фермы за спиной бедняка.

Это был низенький, пухлый человечек с редкими сальными волосами, будто приклеенными к голове, с широким, странно приплюснутым лицом, как бы прижатым к стеклу. Находились люди.

утверждавшие, что он похож на борова английской породы. Но ведь боровы не носят очков, а зубной врач страховой кассы пользовался ими. Он носил очки без оправы, такие, что придают человеку умный, интеллигентный вид (по крайней мере, так считают те, кто их носит). Безусловно, именно это обстоятельство сыграло роль при выборе им фасона очков С такими очками, с университетской трубкой, да еще при том, что один брат у него священник, а другой — чиновник, зубной врач занимал совершенно независимое положение. Досаждали ему только сплетницы.

Они болтали, например, что он страшный грязнуля. Что после лечения пациента моет инструменты в тазу с помощью маленькой щетки для ногтей; что эта щетка служит ему для всех надобностей и, в частности, для того, чтобы вычищать кровь и гной из тазов в перевязочной медпункта. Так злословили сплетницы. Но стоит ли верить им? Возможно ли, что зубной врач страховой кассы, брат священника и чиновника, член Национального союза, моет инструменты такой щеткой и затем без всякой дезинфекции сует их в рот следующему пациенту? Сплетни, конечно. Сплетни и месть. И уж если говорить о мести, то справедливо будет признать, что для этого имелись основания. Потому что, если случалось, что завязывалась беседа среди пациентов, толпящихся у дверей медпункта, то он не пропускал ничего мимо ушей, хотя и не прерывал работы. Обратив к двери кабинета свое приплюснутое лицо с глазками, расширенными толстыми стеклами, он продолжал проводить лечение на ощупь. Исследовал, продувал, колол, сверлил, скоблил, выдалбливал, ковырял, расчищал зуб до тех пор, пока рев пациента не пресекал его рассеянность. Вот за такое садистское лечение ему и хотели бы отомстить эти несчастные, которых он мучил.

Конечно, все было иначе в тех редких случаях, когда в зубоврачебном кабинете появлялась персона, принадлежащая к местной верхушке. Тогда, раскачиваясь своим полным туловищем, оживленный и улыбающийся, он был весь внимание, любезность, применял лекарства на спирту, дезинфицирующие средства, новокаин. Ловко орудовал инструментами, отставив в сторону мизинец, руки его летали как перышки.

Марии повезло, что она отправилась к нему с женой адвоката, и дантист — конечно, не ради нее самой, но, во всяком случае, с пользой для нее — лечил старательно. Он позаботился прокалить инструменты на пламени спиртовки и удалил у нее зуб всего лишь после дюжины раскачиваний и дюжины рывков. Отлично!

В то время как доктор производил удаление зуба, жена адвоката стояла, наблюдая, у двери. С покровительственным и снисходительным видом она представила Марию как дочь одного сельского арендатора. Ну как могло быть иначе, если Мария так плохо одета? Мария поняла, что это было лучшей формой не вызывать у врача удивления, но неизвестно почему это раздражало и огорчало ее. Время от времени жена адвоката позванивала металлическими браслетами или хихикала без всякого повода. Это злило Марию еще больше.

Когда дантист закончил работу, жена адвоката эффектным жестом открыла свою большую сумку из блестящей кожи и протянула банкнот кончиками пальцев, захлопнув сумку с сильным металлическим треском. «Я здесь для того, чтобы оказать покровительство бедной дочери моего арендатора, — казалось, говорила она своим жестом. — Как видите, я важная и щедрая особа». Прополоскав рот теплым лиловатым дезинфицирующим раствором, Мария почувствовала себя пристыженной. Почему? Почему? Разве эта женщина не помогла ей? Разве не рисковала она своей свободой, приведя ее сюда? Разве не было полезным для безопасности то объяснение, которое она дала? Да, все это так, но горечь и стеснение Марии были выше ее воли.

Дантист дал сдачу. Снова зазвенели браслеты и раздался треск сумки. Доктор склонился в поклоне и изобразил на своем приплюснутом лице улыбку столь же сальную, как и его волосы. Обе женщины направились к выходу.

На улице жена адвоката остановила ее перед одной витриной:

— Красивые чулки, не правда ли?

Марии они показались роскошными: прозрачные, легкие, серовато-коричневого матового цвета.

— Пожалуй, неплохие, — ответила она и покраснела до ушей, потому что, как ей самой показалось, придала этим словам неестественно безразличный тон.

Вошли в магазин. Снова послышался звон браслетов и треск замка сумки — жена адвоката купила чулки.

«Неужели эта женщина будет думать только о себе и своих глупостях?» — с неприязнью подумала Мария.

Никогда Мария не видела такой красивой столовой. Бледно-желтая мебель без полировки. Прозрачные светлые занавески со скромными цветочками. Маленькие стулья с соломенными сиденьями и спинками. Две картины. И стол! Тарелки, салфетки, все такое изысканное! И сколько приборов, сколько бокалов и рюмок! Собранных в группы и выстроенных в ряд. Зачем столько? Все такое красивое и блестящее! Среди расставленного на столе фарфора особо обращали на себя внимание коричневые горшочки с белой каймой. Как хорошо бы подошел один из них в качестве вазы для цветов на ящике из-под мыла, который служил теперь ночным столиком в ее убогой комнате!

Жена адвоката, как только пришла с улицы, переоделась в кружевную кофточку, в которой лучше выделялся ее упругий пышный бюст. Браслеты продолжали звенеть при малейшем ее жесте. Адвокат с улыбкой деликатно предложил гостям пройти вперед. Антониу тоже улыбался и держался галантно — дал пройти сначала жене адвоката, слегка поклонившись при этом, что неприятно удивило Марию.